Незыблемые выси (ЛП)

— Вероятно, вы знаете, что я прочла дневник ее высочества, — вздохнула генерал, — и сделала это под давлением. Калиста, моя единокровная сестра, упорно настаивала, что ее дитя может пострадать, если я ничего не выясню о предсказаниях ее высочества. И я нашла в дневнике рассказ о мужчине, который меняет местами младенцев в ночь, когда небо за окном иссечено полосами, будто фейерверками.[1] Покинув больницу, после того как принцесса Ариадна поймала меня на слежке, я увидела в небе метеоритный ливень и осознала, что именно хвосты падающих звезд и видела тогда ее высочество. И тут мне стало очевидно, почему Калиста столько времени проводила с Горацио: он знал новорожденную сироту в этой больнице, и вскоре девочка должна была отправиться к родственникам, которые прежде никогда ее не видели. Тогда я и решила, что не позволю сестре украсть чужого ребенка. И переложила детей обратно. Я боялась, что она будет относиться к родной малышке как к подменышу, но этого не случилось. Большую часть времени Калиста подавляла свои воспоминания и не думала об Арамии как о чужой дочери, хотя и была разочарована тем, что та не унаследовала ни ее красоты, ни магии.

Генерал Рейнстоун помолчала.

— Когда получалось, я проводила время с племянницей. Мне хотелось как-то повлиять на ее жизнь. И поначалу она вознаграждала все мои усилия, росла умной, пытливой девочкой, всегда обходительной и с прекрасными манерами. Но со временем ею завладело желание завоевать любовь матери. Это было сродни помешательству. Арамия шла по головам, не замечая, что Калисте плевать на всех, кроме себя. Я отступила, но прежде — и здесь я прошу у вас прощения, — Рейнстоун склонила голову перед Титом, — я рассказала ей о дочерней палочке Валидуса. А Арамия передала информацию Атлантиде, когда новый инквизитор захотел найти ваше высочество после вашего побега из-под их колпака в пустыне.

— А это вы рассказали ей, что у меня есть обрыв пункта назначения? — поинтересовался Тит. — Тот, который позволил бы мне использовать переместитель в Восточном Деламере, чтобы попасть в Атлантиду?

— Нет. Согласно показаниям людей из Инквизитория, Арамия сообщила им, будто обрыв ей давным-давно показал принц Гай. — Генерал повернулась к Фэрфакс. — Мисс Сибурн, пожалуйста, позвольте принести извинения и вам. Мне не следовало рассказывать кому-либо о дочерней палочке Валидуса, неважно, кровным ли родственникам или нет. Надеюсь, вы простите меня за то, что подвергла вашу жизнь опасности.

— Напротив, — отозвалась Фэрфакс. — Я чрезвычайно благодарна вам за то, что вы не дали мне вырасти под влиянием леди Калисты.

Повисла тишина. Наконец генерал Рейнстоун встала и поклонилась Титу:

— С вашего позволения, сир, я вернусь к своим обязанностям.

Он кивнул, а когда она подошла к двери, поднялась и Фэрфакс.

— Извините, генерал. Полагаю, вы с моим опекуном были друзьями… близкими друзьями. Вы когда-нибудь обсуждали с ним его поступок?

Рейнстоун покачала головой:

— Одно время я была разочарована в Горацио не меньше, чем в Калисте. Но затем, где-то через год после рождения Арамии, я попросила его о встрече. Он отказал, сославшись на занятость. А через год сам со мной связался. Но едва его увидев, я поняла, что он ничего не помнит о Калисте, кроме их первой встречи. В тот же день я столкнулась с сестрой. Однако и она не поняла, о чем я — ее воспоминания тоже были подавлены. Я ушла жутко расстроенной: не могла ни сама помочь ему, ни найти помощь на стороне. Поэтому я отдалилась от Горацио, чувствуя, что наша дружба просто недостаточно крепка, чтобы вынести его поступок и то, в кого он превратился.

Фэрфакс скользнула пальцами по краю стола.

— А вы когда-нибудь были… больше, чем друзьями?

Тит припомнил давний снимок Хейвуда и генерала Рейнстоун, который ему показывала Фэрфакс — казалось, они не замечали никого, кроме друг друга.

Генерал покачала головой:

— Нет, мы были очень-очень хорошими друзьями, но не более. Я любила другого человека… — Она опустила взгляд на свои руки, потом посмотрела на Тита. — Я любила ее высочество, сир, любила вашу маму.[1]

* * *

Иоланта и Тит даже до кровати не добрались, заснув на длинных диванах в солярии. Вдруг Иола осознала, что Тит что-то ей говорит.

— …одобрили передачу власти. Мне надо идти. Люблю тебя.

Она пробормотала что-то в ответ. Это походило скорее на мычание, но Иоланта чувствовала: принц поймет, что она призналась ему в ответной любви, неистовость которой обратила бы в бегство любого дракона.

Когда она снова проснулась, день был в разгаре, и на улице лило как из ведра. Иола вышла на крытый балкон и ахнула: огромная колокольня Консерватории, менее чем в полуверсте! А над деревьями высятся красные крыши колледжей. И если хорошенько прищуриться, то можно даже убедить себя, будто видишь поток разноцветных зонтов на Университетской аллее.

— Смотрю, вы встали, мисс Сибурн, — послышался голос Далберта.

Иоланта обернулась:

— О, мастер Далберт, знаю, у вас не так много времени, но, может, получится отправить слугу за списком майских вступительных экзаменов?