НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 33

— Если это так, — откликнулся Деккер, — то мы привезли сюда первый чистый металл за долгие-долгие годы. Как этот микроб выжил?

— Не знаю. А может, я ошибаюсь, и это вовсе не микроб. Что-нибудь другое. Воздух, например.

— Мы проверяли атмосферу… — Деккер тут же понял, как глупо это прозвучало. Да, атмосферу анализировали, но как они могли обнаружить что-то такое, чего никогда раньше не встречались. Опыт человеческий ограничен. Человек бережет себя от опасностей известных или представимых, но нельзя предсказать непредсказуемое.

Деккер поднялся и увидел, что Джексон все еще стоит около неподвижного робота.

— Вот и ответ на твой вопрос, — сказал он. — Помнишь первый день на этой планете? Наш разговор?

— Я помню, сэр, — кивнул Джексон.

Деккер вдруг осознал, как тихо стало на базе.

Лишь налетевший ветер тормошил брезентовые стены павильона.

И только сейчас Деккер впервые почувствовал запах ветра этого чужого мира.

Перевод А. Корженевский

Публицистика

Всеволод Ревич Правда фантастики

Советскую фантастику всегда отличали дух обновления, пафос глашатая революционных преобразований в обществе, пафос перестройки, если хотите; ведь сегодняшнее слово употреблялось и раньше в том же значении.

В России не было своих Жюль Вернов и своих Уэллсов. Так уж случилось. Но это не значит, что нашей фантастике пришлось начинать с нуля, она опиралась и опирается на всю могучую русскую литературу — и классическую, и советскую; гуманизм, демократизм, служение высшим нравственным идеалам присущи ей в той же степени, что и другим родам литературных войск, конечно, если принимать в расчет только лучшие их образцы.

Семидесятилетний путь советской фантастики не был гладким. Часто ей приходилось прокладывать этот путь через завалы перестраховки, засеки догматизма, схватываться с нелепыми, но весьма агрессивными «теориями». Жанр был для нашей литературы непривычным, неустоявшимся, и споры о том, какой должна быть фантастика, вроде бы естественны. Но фантастика все время норовила выскользнуть из ограниченного загончика, который многим казался наиболее для нее подходящим.

Подчиняясь своим «биологическим» особенностям, фантастика укрупняет, гиперболизирует действительность, а потому ее правда зачастую выглядит более резкой, более угловатой, чем в «обыкновенной» литературе, что порой вызывает непонимание, неудовольствие, а временами и прямые гонения. В результате целый ряд выдающихся произведений попал в «полковники» — это звание язвительные польские коллеги образовали от слова «полка». Возрождение многих книг основательно обогатило советскую фантастику. Понятно, с полки сняты разные сочинения, и подход к каждому из них должен быть отдельным. Но каждое несет в себе частичку правды, совокупность которых создает многоцветную картину эпохи.

Для того чтобы раскрыть оксюморон, вынесенный в название этой статьи, вовсе не обязательно обращаться только к временно отсутствовавшим произведениям; можно даже совсем обойтись без них, у советской фантастики и без того достаточно честных, правдивых книг. Но многие примеры, приведенные ниже, еще не стали хрестоматийными, а несчастливая судьба привлекает к ним особое внимание.

Вопреки распространенному мнению, фантастика — это не нечто оторванное от действительности, далекое от жизни. Напротив, она всегда находится в гуще событий, она всегда выходит на передний край идеологической борьбы, она всегда боец или по меньшей мере должна быть бойцом. А хороший боец должен быть идейным, честным, нетрусливым, великодушным…

Чтобы сразу с головой погрузиться в тему, начнем с произведения в недавнем прошлом самого одиозного, самого спорного, к тому же одного из самых первых по времени создания — романа Евгения Замятина «Мы».

Роман «Мы» продиктован страхом. Страхом за человечество, за его судьбу, за его живую душу.

Единое Государство, изображенное в романе, — это человечий термитник, его члены лишены даже собственного имени, они лишь «нумера», которые в одно и то же время, в предписанном порядке ходят на работу, спят, принимают пищу, поют гимны и гуляют шеренгами по четыре… Живут они в стеклянных комнатушках — клетках, просматривающихся насквозь в любой час суток. Инакомыслие и вообще любое отклонение от регламента жестоко карается. В Едином Государстве растоптаны всякие понятия о человеческом достоинстве, и само растаптывание возведено в добродетель, гражданам вдолбили, что существующие порядки «идеальной несвободы» и есть для них наивысшее благо, что именно в такой организации ликвидированы все пороки, соблазны, искривления прежних, «анархических» структур.