Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни

Мы затравленно мчимся на выстрел

И не пробуем — через запрет?!

Волк не может, не должен иначе.

Вот кончается время мое:

Тот, которому я предназначен,

Улыбнулся — и поднял ружье.

Идет охота на волков, идет охота —

На серых хищников, матерых и щенков!

Кричат загонщики и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Я из повиновения вышел —

За флажки — жажда жизни сильней!

Только сзади я радостно слышал

Удивленные крики людей.

Рвусь из сил — и из всех сухожилий,

Но сегодня не так, как вчера:

Обложили меня, обложили —

Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков, идет охота —

На серых хищников, матерых и щенков!

Кричат загонщики и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Охота с вертолетов

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,

Отворились курки, как волшебный сезам,

Появились стрелки, на помине легки,—

И взлетели стрекозы с протухшей реки,

И потеха пошла в две руки, в две руки.

Мы легли на живот и убрали клыки.

Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,

Чуял волчии ямы подушками лап,

Тот, кого даже пуля догнать не могла бы,—

Тоже в страхе взопрел — и прилег, и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал:

Зря мы любим ее, однолюбы.

Вот у смерти — красивый широкий оскал

И здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчьей улыбкой врагу,

Псам еще не намылены холки.

Но — на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,

К небесам удивленные морды задрав:

Либо с неба возмездье на нас пролилось,

Либо света конец — ив мозгах перекос…

Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем —

И смирились, решив: все равно не уйдем!

Животами горячими плавили снег.

Эту бойню затеял — не бог — Человек!

Улетающих — влет, убегающих — в бег…

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись —

В равной сваре за нами удача.

Волки мы! Хороша наша волчая жизнь.

Вы — собаки, и смерть вам — собачья.

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу,

Чтобы в корне пресечь кривотолки.

Но — на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу!

К лесу, волки! Труднее убить на бегу!

Уносите же ноги, спасайте щенков!

Я мечусь на глазах полупьяных стрелков

И скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, — затаились на том берегу.

Что могу я один? Ничего не могу:

Отказали глаза, притупилось чутье…

Где вы, волки, былое лесное зверье,

Где же вы, желтоглазое племя мое?!

Я живу. Но теперь окружают меня

Звери, волчьих не знавшие кличей.

Это — псы, отдаленная наша родня,

Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу,

Обнажаю гнилые осколки.

Но — на татуированном кровью снегу

Тает роспись: мы больше не волки!

«Прошла пора вступлений и прелюдий…»

Прошла пора вступлений и прелюдий,—

«Прошла пора вступлений и прелюдий»

Все хорошо — не вру, без дураков:

Меня к себе зовут большие люди,—

Чтоб я им пел «Охоту на волков»…

Быть может, запись слышал — из окон,

А может быть, с детьми ухи не сваришь,—

Как знать, — но приобрел магнитофон

Какой-нибудь ответственный товарищ.

И, предаваясь будничной беседе

В кругу семьи, где свет торшера тускл,—

Тихонько, чтоб не слышали соседи,

Он взял да и нажал на кнопку «пуск».

И, там не разобрав последних слов,—

Прескверный дубль достали на рабо^,—

Услышал он «Охоту на волков»

И кое-что еще на обороте.

И, все прослушав до последней ноты

И разозлись, что слов последних нет,

Он поднял трубку: «Айтора «Охоты»

Ко мне пришлите завтра в кабинет!»

Я не хлебнул для храбрости винца,—

И, подавляя частую икоту,

С порога — от начала до конца —

Я проорал ту самую «Охоту».

Его просили дети, безусловно,

Чтобы была улыбка на лице.

Но он меня прослушал благосклонно

И даже аплодировал в конце.

И, об стакан бутылкою звеня,

Которую извлек из книжной полки,

Он выпалил: «Да это ж — про меня!

Про нас про всех — какие, к черту, волки!»

Ну все, теперь, конечно, что-то будет —

Уже три года в день по пять звонков:

Меня к себе зовут большие люди,—

Чтоб я им пел «Охоту на волков».

Банька по-белому

Протопи ты мне баньку, хозяюшка,

Раскалю я себя, распалю,

На полбке, у самого краешка,

Я сомненья в себе истреблю.

Разомлею я до неприличности,

Ковш холодный — и все позади.

И наколка времен культа личности

Засинеет на левой груди.

Протопи ты мне баньку по-белому —

Я от белого свету отвык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

Сколько веры и лесу повалено,

Сколь изведано горя и трасс.

А на левой груди профиль Сталина,

А на правой — Маринка, анфас.

Эх! За веру мою беззаветную

Столько лет отдыхал я в раю!

Променял я на жизнь беспросветную

Несусветную глупость мою.

Протопи ты мне баньку по-белому,

Я от белого свету отвык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

Вспоминаю, как утречком раненько

Брату крикнуть успел: «Пособи!»

И меня два красивых охранника

Повезли из Сибири в Сибирь.

А потом, на карьере ли, в топи ли,

Наглотавшись слезы и сырца,

Ближе к сердцу кололи мы профили,

Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

Не топи ты мне баньку по-белому —

Я от белого свету отвык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.