Читаем Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни полностью

Ох! Знобит от рассказа дотошного,

Пар мне мысли прогнал от ума.

Из тумана холодного прошлого

Окунаюсь в горячий туман.

Застучали мне мысли под темечком,

Получилось, я зря им клеймен.

И хлещу я березовым веничком

По наследию мрачных времен.

Протопи ты мне баньку по-белому,—

Чтоб я к белому свету привык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

Баллада о детстве

Час зачатья я помню неточно.

Значит, память моя — однобока.

Но зачат я был ночью — порочно

И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе —

Девять месяцев, это не лет…

Первый срок отбывал я в утробе.

Ничего там хорошего нет.

Спасибо вам, святители,

Что плюнули да дунули,

Что вдруг мои родители

Зачать меня задумали

В те времена укромные,

Теперь почти былинные,

Когда в срока огромные

Брели в этапы длинные.

Их брали в ночь зачатия,

А многих даже ранее.

А вот живет же братия,

Моя честна компания.

Ходу! Думушки резвые, ходу!

Слова, строченьки милые, слова!

В первый раз получил я свободу

По указу от тридцать восьмого.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил,—

Отыгрался бы на подлеце!

Но родился, и жил я, и выжил —

Дом на Первой Мещанской, в конце.

Там за стенкой, за стеночкою,

За перегородочкою

Соседушка с соседочкою

Баловались водочкой.

Все жили вровень, скромно так,

Система коридорная,

На тридцать восемь комнаток

Всего одна уборная.

Здесь на зуб зуб не попадал,

Не грела телогреечка,

Здесь я доподлинно узнал,

Почем она, копеечка

Не боялась сирены соседка,

И привыкла к ней мать понемногу.

И плевал я — здоровый трехлетка,

На воздушную эту тревогу.

Да, не все то, что сверху — от Бога.

И народ зажигалки тушил,

И как малая фронту подмога —

Мой песок и дырявый кувшин.

И было солнце в три луча,

Сквозь дыры крыш просеяно,

На Евдоким Кирилыча

И Гисю Моисеевну.

Она ему: — Как сыновья?

— Да без вести пропавшие!

Эх, Гиська, мы одна семья,

Вы — тоже пострадавшие.

Вы тоже пострадавшие,

А значит, обрусевшие,

Мои — без вести павшие,

Твои — безвинно севшие.

Я ушел от пеленок и сосок,

Поживал, не забыт, не заброшен.

И дразнили меня — недоносок,

Хоть и был я нормально доношен.

Маскировку пытался срывать я:

Пленных гонят! Чего ж мы дрожим? —

Возвращались отцы наши, братья

По домам. По своим да чужим.

У тети Зины кофточка

С драконами да змеями —

То у Попова Вовчика

Отец пришел с трофеями.

Трофейная Япония,

Трофейная Германия.

Пришла страна Лимония,

Сплошная Чемодания.

Взял у отца на станции

Погоны, словно цацки, я.

А из эвакуации

Толпой валили штатские.

Осмотрелись они, оклемались,

Похмелились — потом протрезвели.

И отплакали те, что дождались,

Недождавшиеся — отревели.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой,

Мы спросили: — Зачем? — Он в ответ:

Коридоры кончаются стенкой,

А тоннели выводят на свет.

Пророчество папашино

Не слушал Витька с корешом.

Из коридора нашего

В тюремный коридор ушел.

Да он всегда был спорщиком,

Припрут к стене — откажется.

Прошел он коридорчиком

И кончил стенкой, кажется.

Но у отцов свои умы,

А что до нас касательно —

На жизнь засматривались мы

Уже самостоятельно.

Все, от нас до почти годовалых,

Толковище вели до кровянки.

А в подвалах и полуподвалах

Ребятишкам хотелось под танки.

Не досталось им даже по пуле —

В ремеслухе живи да тужи.

Ни дерзнуть, ни рискнуть — но рискнули

Из напильников делать ножи.

Они воткнутся в легкие,

От никотина черные,

По рукоятки легкие,

Трехцветные, наборные.

Вели дела обменные

Сопливые острожники.

На стройке немцы пленные

На хлеб меняли ножики.

Сперва играли в фантики,

В пристенок с крохоборами.

И вот ушли романтики

Из подворотен ворами…

Было время — и были подвалы,

Было дело — и цены снижали.

И текли куда надо каналы,

И в конце куда надо впадали.

Дети бывших старшин да майоров

До ледовых широт поднялись,

Потому что из тех коридоров

Вниз сподручней им было, чем ввысь.

Баллада о короткой шее

Полководец с шеею короткой

Должен быть в любые времена:

Чтобы грудь — почти до подбородка,

От затылка — сразу чтоб спина.

На короткой незаметной шее

Голове удобнее сидеть,—

И душить значительно труднее,

И арканом не за что задеть.

А они вытягивают шеи

И встают на кончики носков:

Чтобы видеть дальше и вернее —

Нужно посмотреть поверх голов.

Все, теперь ты темная лошадка,

Даже если видел свет вдали,—

Поза — неустойчива и шатка,

И открыта шея для петли.

И любая подлая ехидна

Сосчитает позвонки на ней,—

Дальше видно, но — недальновидно

Жить с открытой шеей меж людей.

А они вытягивают шеи

И встают на кончики носков:

Чтобы видеть дальше и вернее —

Нужно посмотреть поверх голов.

Голову задрав — плюешь в колодец,

Сам себя готовишь на убой.

Кстати, настоящий полководец —

Землю топчет полною стопой.

В Азии приучены к засаде —

Допустить не должен полубог,

Чтоб его подкравшиеся сзади

С первого удара сбили с ног.

А они вытягивают шеи

И встают на кончики носков:

Чтобы видеть дальше и вернее —

Нужно посмотреть поверх голов.

Чуть отпустят нервы, как уздечка,

Больше не держа и не храня,—

Под ноги пойдет тебе подсечка

И на шею ляжет пятерня.

Можно, правда, голову тоскливо

Спрятать в плечи — и не рисковать,-

Только это очень некрасиво —

Втянутою голову держать.

Вот какую притчу о Востоке

Рассказал мне старый аксакал.

Даже сказки здесь, и те жестоки,—

Думал я — и шею измерял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия