Но пустуют каюты — матросам
К той свободе еще привыкать.
Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил только: «Молодцы!»
От земли освобождаясь,
Нелегко рубить концы.
Переход — двадцать дней.
Рассыхаются шлюпки,
Нынче утром последний отстал альбатрос…
Хоть бы шторм! Или лучше, чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь «SOS».
Так и есть: трое — месяц в корыте,
Яхту вдребезги кит разобрал…
Да за что вы нас благодарите?!
Вам спасибо за этот аврал!
Капитан, чуть улыбаясь,
Бросил только: «Молодцы!» —
Тем, кто, с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
И еще чёрта в ступе, и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Милфорд-Саунд —
Все, куда я ногой не ступал, но зато —
Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою —
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясь,
Мне и песне: «Молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.
И опять продвигается, словно на ринге,
По воде осторожная тень корабля.
В напряженье матросы, ослаблены шпринги.
«Руль полборта налево!» — ив прошлом земля.
Затяжной прыжок
Хорошо, что за ревом не слышалось звука,
Что с позором своим был один на один…
Я замешкался возле открытого люка
Я забыл пристегнуть карабин.
Мне инструктор помог — и коленом пинок —
Перейти этой слабости грань.
За обычное наше «Спасибо, сынок!»
Принял я его сонную брань.
И оборвали крик мой,
И обожгли мне щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И звук обратно в печень мне
Вогнали вновь на вдохе
Веселые, беспечные
Воздушные потоки.
Я попал к ним в умелые, цепкие руки:
Мнут, швыряют меня — что хотят, то творят!
И с готовностью я сумасшедшие трюки
Выполняю, шутя, все подряд.
Есть ли в этом паденье какой-то резон —
Я узнаю потом, а пока:
То валился в лицо мне земной горизонт,
То шарахались вниз облака…
И обрывали крик мой,
И выбривали щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И кровь вгоняли в печень мне,
Упрямы и жестоки,
Невидимые встречные
Воздушные потоки.
Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,
Как рубаху от ворота или чеку.
Это было в случайном, свободном паденье —
Восемнадцать недолгих секунд.
А теперь некрасив я, горбат с двух сторон,
В каждом горбе — спасительный шелк.
Я на цель устремлен, и влюблен, и влюблен
В затяжной, неслучайный прыжок.
И обрывают крик мой,
И обривают щеки,
Холодной острой бритвой
Скользят по мне потоки.
И задувают в печень мне
На выходе и входе
Бездушные, но вечные
Воздушные потоки.
Я лечу — треугольники, ромбы, квадраты
Проявляются в реки, озера, луга.
Только воздух густеет, твердеет, проклятый,
Он мне враг — парашютный слуга!
А машина уже на посадку идет,
В землю сплюнув в отчаянье мной.
Буду я на земле раньше, чем самолет,
Потому что прыжок — затяжной.
И обрывают крик мой,
И выбривают щеки —
Тупой холодной бритвой
Скребут по мне потоки.
На мне мешки заплечные,
Встречаю — руки в боки —
Шальные, быстротечные
Воздушные потоки.
Беспримерный прыжок из глубин стратосферы.
По сигналу «Пошел!» я шагнул в никуда —
За невидимой тенью безликой химеры,
За свободным паденьем — айда!
Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,
Хоть условья паденья не те.
Но и падать свободно нельзя, потому
Что мы падаем не в пустоте.
И обрывают крик мой,
И выбривают щеки,
У горла старой бритвой
Уже снуют потоки.
Но жгут костры, как свечи, мне,
Я приземлюсь и в шоке,
Прямые, безупречные
Воздушные потоки.
Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:
«Не тяни за кольцо, скоро легкость придет!»
До земли триста метров — сейчас будет поздно…
Ветер врет, обязательно врет!
Стропы рвут меня вверх, выстрел купола — стоп!
И — как не было этих минут.
Нет свободных падений с высот, но зато
Есть свобода раскрыть парашют.
Мне охлаждают щеки
И открывают веки —
Исполнены потоки
Забот о человеке!
Глазею ввысь печально я —
Там звезды одиноки —
И пью горизонтальные
Воздушные потоки.
Холода
В холода, в холода
От насиженных мест
Нас другие зовут города,
Будь то Минск, будь то Брест…
В холода, в холода…
Неспроста, неспроста
От родных тополей
Нас суровые манят места —
Будто там веселей…
Неспроста, неспроста.
Как нас дома ни грей,
Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей,—
Будто с нами беда,
Будто с ними теплей.
Как бы ни было нам
Хорошо иногда —
Возвращаемся мы по домам.
Где же наша звезда?
Может, здесь, может, там…
«Кто старше нас на четверть века, тот…»
Кто старше нас на четверть века, тот
Уже увидел близости и дали:
Им повезло — и кровь, и дым, и пот
Они понюхали, хлебнули, повидали.
И ехали в теплушках — не в тепле,
На стройки, на фронты и на рабфаки.
Они ходили в люди по земле
И в штыковые жесткие атаки.
Но время эшелонное прошло —
В плацкартных едем, травим анекдоты…
Мы не ходили — шашки наголо,
В отчаянье не падали на доты.
И все-таки традиция живет:
Взяты не все вершины и преграды —
Не потому ли летом каждый год
Идем в студенческие наши стройотряды.
Песок в глазах, в одежде и в зубах —
Мы против ветра держим путь на тракте,
На дивногорских Каменных Столбах
Хребты себе ломаем и характер.
Мы гнемся в три погибели — ну, что ж,
Такой уж ветер… Только, друг, ты знаешь —
Зато ничем нас после не согнешь,
Зато нас на равнине не сломаешь!