Читаем Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни полностью

Но прозреем от черной полоски земли.

Наше горло отпустит молчание,

Наша слабость растает, как тень.

И наградой за ночи отчаянья —

Будет вечный полярный день.

Север — воля, надежда, страна без границ.

Снег без грязи — как долгая жизнь без вранья.

Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,

Потому что не водится здесь воронья.

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лег ни на миг отдохнуть,

Тем наградою за одиночество

Должен встретиться кто-нибудь.


Дальний Восток

Долго же шел ты, в конверте листок, —

Вышли последние строки!..

Но потому он и Дальний Восток,

Что далеко на востоке.

Ждешь с нетерпеньем ответ ты —

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Здесь до утра пароходы ревут

Средь океанской шумихи.

Не потому его Тихим зовут,

Что он действительно тихий.

Ты не пугайся рассказов о том,

Будто здесь самый край света:

Сзади еще Сахалин, а потом —

Круглая наша планета.

Что говорить — здесь, конечно, не рай,

Но невмоготу переписка!

Знаешь что, милая, ты приезжай:

Дальний Восток — это близко.

Скоро получишь ответ ты —

Весточку в несколько слов…

Вместе бы встретить рассветы

Раньше на восемь часов.

«И вкусы и запросы мои странны…»

И вкусы и запросы мои странны,

Я экзотичен, мягко говоря:

Могу одновременно грызть стаканы

И Шиллера читать без словаря.

Во мне два «Я», два полюса планеты,

Два разных человека, два врага.

Когда один стремится на балеты —

Другой стремится прямо на бега!

Я лишнего и в мыслях не позволю,

Когда живу от первого лица.

Но часто вырывается на волю

Второе «Я» в обличье подлеца.

И я борюсь, давлю в себе мерзавца.

О, участь беспокойная моя!

Боюсь ошибки — может оказаться,

Что я давлю не то второе «Я».

Когда в душе я раскрываю гранки —

На тех местах, где искренность сама,—

Тогда мне в долг дают официантки

И женщины ласкают задарма.

Но вот летят к чертям все идеалы,

Но вот я груб, я нетерпим и зол.

Но вот сижу и тупо ем бокалы,

Забрасывая Шиллера под стол.

…А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.

Вы, прокурор, вы, гражданин судья,

Поверьте мне, не я разбил витрину,

А подлое мое второе «Я».

И я прошу вас: строго не судите,

Лишь дайте срок (но не давайте срок!) —

Я буду посещать суды как зритель

И к судьям заходить на огонек.

И я клянусь вам искренне, публично:

Старания свои утрою я —

И поборю раздвоенную личность

И — не мое — мое второе «Я».

Я больше не намерен бить витрины

И лица граждан — так и запиши!

Я воссоединю две половины

Моей больной, раздвоенной души.

Искореню, похороню, зарою,

Очищусь, ничего не скрою я!

Мне чуждо это «Я» мое второе-

Нет! Это не мое второе «Я».

Диалог у телевизора

Ой, Вань, смотри, какие клоуны,

Рот — хоть завязочки пришей…

Ой, до чего, Вань, размалеваны,

И голос, как у алкашей!

А тот похож — нет, правда, Вань,—

На шурина — такая ж пьянь.

Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь,—

А правда, Вань!..

Послушай, Зин, не трогай шурина:

Какой ни есть, а он — родня.

Сама намазана, прокурена —

Гляди, дождешься у меня!

А чем болтать — взяла бы, Зин,

В антракт сгоняла в магазин.

Что, не пойдешь? Ну, я один,—

Подвинься, Зин…

Ой, Вань, гляди, какие карлики,—

В джерси одеты, не в шевьет,—

На нашей пятой швейной фабрике

Такое вряд ли кто пошьет.

А у тебя, ей-богу, Вань,

Ну все друзья — такая рвань

И пьют всегда, в такую рань,

Такую дрянь!..

Мои друзья хоть не в болоний,

Зато не тащат из семьи.

А гадость пьют — из экономии,

Хоть поутру — да на свои!

А у тебя самой-то, Зин,

Приятель был с завода шин,

Так тот — вообще хлебал бензин,

Ты вспомни, Зин!..

— Ой, Вань, гляди-кось, попугайчики!

Нет, я, ей-богу, закричу!..

А это кто в короткой маечке?

Я, Вань, такую же хочу.

В конце квартала — правда, Вань,—

Ты мне такую же сваргань…

Ну, что «отстань», опять «отстань»,—

Обидно, Вань!

— Ты, Зина, лучше помолчала бы —

Накрылась премия в квартал!

Кто мне писал на службу жалобы?

Не ты?! Да я же их читал!

К тому же эту майку, Зин,

Тебе напяль — позор один.

Тебе ж шитья пойдет аршин —

Где деньги, Зин?..

— Ой, Вань, умру от акробатиков!

Смотри, как вертится, нахал!

Завцеха наш, товарищ Сатиков,

Недавно в клубе так скакал.

А ты придешь домой, Иван,

Поешь — и сразу на диван,

Иль вон кричишь, когда не пьян…

Ты что, Иван?

— Ты, Зин, на грубость нарываешься,

Все, Зин, обидеть норовишь.

Тут за день так накувыркаешься…

Придешь домой — там ты сидишь!..

Ну, и меня, конечно, Зин,

Все время тянет в магазин,

А там друзья… Ведь я же, Зин,

Не пью один.

Ого, однако же — гимнасточка!

Гляди-кось, ноги на винтах.

У нас в кафе молочном «Ласточка»

Официантка может так.

А у тебя подруги, Зин,

Все вяжут шапочки для зим,

От ихних скучных образин

Дуреешь, Зин!..

— Как, Вань, — а Лилька Федосеева,

Кассирша из ЦПКО?

Ты к ней все лез на новоселии,

Она — так очень ничего!..

А чем ругаться, лучше, Вань,

Поедем в отпуск в Еревань,

Ну, что «отстань» — всегда «отстань»!

Обидно, Вань…

Баллада о бане

Благодать или благословенье

Ниспошли на подручных своих —

Дай им, Бог, совершить омовенье,

Окунаясь в святая святых!

Все пороки, грехи и печали,

Равнодушье, согласье и спор —

Пар, который вот только наддали,

Вышибает, как пулей, из пор.

Все, что мучит тебя, — испарится

И поднимется вверх, к небесам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия