Читаем Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни полностью

Как прыгали по скалам нагишом!

Пока меня с пути не завернули,

Писался я чечено-ингушом.

Одним досталась рана ножевая,

Другим — дела другие, ну, а третьим —

третья треть.

Сибирь! Сибирь — держава бичевая,

Где есть, где жить, и есть где помереть.

Я был КУДРЯВ, но кудри истребили,

Семь пядей из-за лысини во лбу.

Летела жизнь в плохом автомобиле

И вылетала с выхлопом в трубу.

Воспоминанья только потревожь я,—

Всегда одно: «На помощь! Караул!»

Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,

А место битвы — город Барнаул.

Когда дошло почти до самосуда,

Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя.

Те и другие были не отсюда,

Но воевали, словно за себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,

Давно лежат и корчатся в гробу,—

Их всех свезли туда в автомобиле,

А самый главный вылетел в трубу.

Райские яблоки

Я умру, говорят, мы когда-то всегда умираем.

Съезжу на дармовых, если в спину сподобят ножом,—

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем.

Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,

И ударит душа на ворованных клячах в галоп.

Вот и дело с концом,—

в райских кущах покушаю яблок.

Подойду не спеша — вдруг апостол вернет, остолоп.

Чур меня самого! Наважденье, знакомое что-то,—

Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел,

И среди ничего возвышались литые ворота,

И этап-богатырь — тысяч пять — на коленках сидел.

Как ржанет коренник,—

я смирил его ласковым словом,

Да репей из мочал еле выдрал и гриву заплел.

Петр-апостол, старик, что-то долго возился с засовом.

И кряхтел, и ворчал, и не смог отворить — и ушел.

Тот огромный этап не издал ни единого стона,

Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.

Вон — следы песьих лап. Да не рай это вовсе, а зона!

Все вернулось на круг, и Распятый над кругом висел.

Мыс конями глядим — вот уж истинно

зона всем зонам! —

Хлебный дух из ворот — так надежней,

чем руки вязать.

Я пока невредим, но и я нахлебался озоном,

Лепоты полон рот, и ругательства трудно сказать.

Засучив рукава пролетели две тени в зеленом.

С криком — «В рельсу стучи!» пропорхнули на

крыльях бичи.

Там малина, братва, — нас встречают

малиновым звоном!

Нет, звенели ключи — это к нам подбирали ключи.

Я подох на задах, на руках на старушечьих, дряблых,

Не к Мадонне прижат Божий сын, а к стене, как холоп.

В дивных райских садах просто

прорва мороженых яблок,

Но сады сторожат, и стреляют без промаха в лоб.

Херувимы кружат, ангел окает с вышки — занятно!

Да не взыщет Христос, — рву плоды ледяные с дерев.

Как я выстрелу рад — ускакал я на землю обратно,

Вот и яблок принес, их за пазухой телом согрев.

Я вторично умру — если надо, мы вновь умираем.

Удалось, бог ты мой, я не сам, вы мне пулю в живот.

Так сложилось в миру — всех застреленных

балуют раем,

А оттуда землей — береженого бог бережет.

В грязь ударю лицом, завалюсь после выстрела набок.

Кони хочут овса, но пора закусить удила.

Вдоль обрыва, с кнутом,

по-над пропастью, пазуху яблок

Я тебе принесу — ты меня и из рая ждала.

Баллада о вольных стрелках

Если рыщут за твоею непокорной головой,

Чтоб петлей худую шею сделать более худой,

Нет надежнее приюта —

скройся в лес, не пропадешь,—

Если продан ты кому-то с потрохами ни за грош.

Бедняки и бедолаги, презирая жизнь слуги,

И бездомные бродяги, у кого одни долги,—

Все, кто загнан, неприкаян, в этот вольный лес бегут,

Потому что здесь хозяин —

славный парень Робин Гуд!

Здесь с полслова понимают, не боятся острых слов,

Здесь с почетом принимают оторви-сорвиголов.

И скрываются до срока даже рыцари в лесах:

Кто без страха и упрека — тот всегда не при деньгах.

Знают все оленьи тропы, словно линии руки,

В прошлом слуги и холопы, ныне — вольные стрелки.

Здесь того, кто все теряет, защитят и сберегут:

По лесной стране гуляет славный парень — Робин Гуд!

И живут да поживают всем запретам вопреки

И ничуть не унывают эти вольные стрелки.

Спят, укрывшись звездным небом,

мох под ребра подложив.

Им, какой бы холод ни был, — жив, и славно, если жив.

Но вздыхают от разлуки: где-то дом и клок земли,

Да поглаживают луки, чтоб в бою не подвели.

И стрелков не сыщешь лучших.

Что же завтра, где их ждут,—

Скажет первый в мире лучник

славный парень Робин Гуд!

Баллада о времени

Замок временем срыт и укутан, укрыт

В нежный плед из зеленых побегов,

Но… развяжет язык молчаливый гранит —

И холодное прошлое заговорит

О походах, боях и победах…

Время подвиги эти не стерло:

Оторвать от него верхний пласт

Или взять его крепче за горло —

И оно снова тайны отдаст!

Упадут сто замков, и спадут сто оков,

И сойдут сто потов с целой груды веков,

И польются легенды из сотен стихов —

Про турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь

И гляди понимающим оком.

Потому что любовь — это вечно любовь,

Даже в будущем вашем далеком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,

Тетива от натуги дымилась,

Смерть на копьях сидела, утробно урча,

В грязь валились враги, о пощаде крича,

Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,

В доброте сохраняли сердца,

Защитив свое доброе имя

От заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удила

И рука на копье поудобней легла,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия