Ни кола ни двора

Он упал, но тут же потянулся к ножу на столе. Толик сказал:

— Сука!

И вот они уже катались по полу, били друг друга, а я расхаживала по кухне, думая, что сейчас на моих глазах произойдет какая-то ужасная трагедия. Одно из двух, так сказать.

Дрались они ожесточенно. Я еще никогда такого не видела, было почти красиво.

Господи, подумала я, если кто-нибудь из них сейчас убьет другого у меня на глазах? Вот прямо так.

Но в то же время что-то во мне даже умирало от любопытства.

Вдруг Толик выхватил из кармана свой складной нож (ружье, подумала я, которому суждено было выстрелить), с легким и страшным щелчком освободилось лезвие. В этот момент дядя Женя пнул стол, кухонный нож упал рядом с ним, и он схватил его.

Лезвие ножа Толика смотрела прямо ему в шею, а я дядя Женя готов был ударить Толика в живот.

Не знаю, как так вышло, что мне стало любопытно увидеть финал.

Страх пришел не от факта наличия у них оружия, не от прекрасной, животной стремительности их движений, а от какого-то блеска на металле, сделавшего смерть реалистичной, не киношной, да еще оттого, что я увидела розоватое кровавое пятно на пепельнице.

Может, стоило разлить их водой, как собак, но я уже опоздала. Оставалось одно — я пнула Толика и наступила на дядю Женю.

— Прекратите!

Они оба посмотрели на меня с животной, отчаянно злобной тупизной, так что я испугалась, совершенно без повода, надо сказать, что убьют уже меня.

— Прекратите! — повторила я с нажимом. — Что вообще происходит?!

Я попрыгала на дяде Жене, снова пнула Толика, швырнулась в них банкой икры.

— Давайте, мать вашу, приходите в себя!

Никогда еще я не была такой злой. А потому что нечего убивать себя у меня на виду!

Толиковы синие, прекрасные глаза просветлели, дядя Женя еще некоторое время пялился на меня, как злое животное, наконец, встряхнул головой и стал чуть больше походить на человека.

Они оба были в крови, разбитые носы и губы, наливающиеся кровью новехонькие синяки. Дядя Женя выплюнул зуб.

Он сказал:

— Дядь Толь, чего-то ты лишнего хватил, не?

— Не, — сказал Толик. — Тебе — в самый раз.

Я села на стул, взяла пачку сигарет и неторопливо закурила, скинула пепел на дядю Женю, он смешно чихнул.

— И? — спросила я.

— Что "и", Ритка?

Вдруг дядя Женя вскочил на ноги, сказал:

— Ладно, вы как хотите, а у меня дела. Пора-пора-пора! Ну, поговорили, поностальгировали, так сказать, и будет. А у меня вечеринка, знаете какая? Не знаете, какая?

Толик так и остался сидеть на полу, а дядя Женя выхватил у меня сигареты, потом вернул, сказал:

— Ну, оставь себе.

— Ладно, — сказала я.

— Хорошие сиги. Нормальные, то есть. Они и не мои, не знаю, чьи.

Я спросила:

— Что случилось, Женя?

А он сказал:

— Ничего не случилось, ну пока. Ключи…

Он приложил палец ко рту, затем взгляд его вспыхнул, дядю Женю осенило.

— Не знаю я, где ключи! Так что дверь можете не закрывать. Лучше даже не закрывать, а то как вы выйдете?

И он потрепал меня по волосам, а затем исчез так быстро, что я уже через секунду сомневалась, был ли он на самом деле хоть когда-нибудь.

Когда дверь захлопнулась, воцарилась вдруг невероятная, давящая на уши, как при взлете самолета, тишина.

— Да уж, — сказала я. — И что произошло?

Я затушила сигарету и опустилась рядом с Толиком, поцеловала нежный и светлый участок его кожи под подбородком, не отмеченный ни синяками ни кровью.

— Ничего, — сказал Толик. — Нормас все. Просто выбесил такой.

Толик попытался встать, но я мягко надавила ему на плечи.

— Сиди, у тебя кровь из носа течет. Я сейчас.

Вата нашлась в ванной, что касается аптечки, то она оказалась под кроватью в комнате дяди Жени. Видимо, он как-то сел на измену и решил соорудить себе тревожный чемоданчик, потому что кроме перекиси и аспирина в пластиковой коробке с зеленым крестом была еще банка тушенки.

Я затолкала Толику в ноздри кусочки ваты, смоченные перекисью.

— Че, похож на уродливый такой вариант моржа?

— Похож на мудака, — сказала я. — А если бы вы друг друга убили? Если бы хотя бы один из вас убил другого?

— Оставшийся убрал бы тебя, как свидетеля.

— Не смешно.

Я обрабатывала ранку на Толиковой губе, под перекисью кровь шипела и желто пенилась.

— Зачем, Толя?

— Да низачем, че ты привязалась ко мне.

— Не слизывай пену.

В морозильнике я нашла пакет зеленого горошка, приложила его к Толиной щеке.

— Здорово вы друг друга.

— Надеюсь, сотряс у него как минимум.

Дядя Женя, надо сказать, ушел от нас не в лучшем виде. И за него я тоже волновалась. Толик складывал и выкидывал лезвие ножа, взгляд его блуждал. Я держала пакет с замороженным горошком у его щеки.

Некоторое время мы сидели молча, потом я сказала:

— Пойду я помоюсь. Только не делай глупостей.

— Ща я в окно немедленно выкинусь. Без промедлений там всяких.

— Дурак.

Выглядел Толик в этот момент так беззащитно. Я коснулась губами его лба, мягко-мягко, чтобы не причинить лишней боли.

— Скоро приду.

В чужой ванной, скинув под ноги старые вещи и сложив на крышке унитаза новые, я вдруг поняла, что нахожусь в чужом доме, что хозяин его ушел, и теперь я — хозяйка, что я ничего тут не знаю, и все ново.