Ни минуты покоя

— А я не собираюсь с вами говорить, — огрызнулся собеседник и выключил динамик.

Вот же… волколак, повторила Тереза про себя характеристику, данную новому соседу Генином. Насколько он, интересно, зубаст? Она окинула внимательным взором забор. Довольно высокий, недавно подновленный, но всего лишь крашеные доски, и проводов, подводящих ток, не видать. Она отошла вдоль забора немного в сторону, из поля зрения камеры, прошла еще чуть-чуть, ища место поудобнее. Глаз быстро зацепился за неровную доску. Любая неровность — подпорка для ноги.

Через несколько минут она была уже по ту сторону забора и отряхивала брюки. Ишь ты, говорить он не хочет! А куда денется?

Она двинулась к крыльцу напрямик через густую траву, не выходя на ведущую от калитки дорожку, чтобы не попадать в камеру. Под ноги по военной привычке посматривала внимательно: сколько более беспечных связистов подорвалось на минах? От наработанного рефлекса несколько лет мира не избавят. И осторожность оказалась не напрасной: чуткий глаз заметил блеск металла, когда траву пошевелило ветром. Капкан! А немного поодаль — еще один. Ничего себе!

Поднявшись на крыльцо, она поколебалась. Постучать или нет? Если постучать — не пустят, и к гадалке не ходи. А не постучать — невежливо. Но, похоже, этот «зубастый юноша» и сам не из вежливых. Чего ему этикет демонстрировать, коли он для гостей капканы расставляет?

Тереза слегка надавила на дверь — заперто. И окно закрыто наглухо, несмотря на прекрасный солнечный день. Вот параноик! Бить стекло не хотелось: оно стоит денег, и Ильтен лишних трат, включая доплату за моральный ущерб, не одобрит, — но других вариантов нет. Ладно, она уже забралась в чужой двор вопреки пожеланию хозяина убираться; снявши голову, по волосам не плачут.

Тереза не очень ловко спрыгнула в комнату под звон осыпающегося стекла; пара мелких осколков запуталась в бахроме платка. И почти сразу дверь комнаты распахнулась, сильно долбанув по стене, пошла обратно; в проеме появился сердитый мужик. Не так уж он был юн, постарше Терезы, но она поняла, почему Генин назвал его юношей: стиль одежды казался подростковым, нелепым. Брючки в облипку чуть ниже колен, розовая майка-безрукавка с чьим-то портретом на груди и аляповатой надписью… На обоих предплечьях — многоцветные татуировки с изображением листьев с цветами и цепей, темные волосы на затылке забраны в хвост заколкой, в ушах — по яркой серьге. Он мог бы показаться смешным, однако Терезе было не до смеха. Смотрел мужик мрачно и требовательно, узкие губы, обрамленные аккуратно подбритой фигурной бородкой, кривились в злой гримасе, а руки сжимали пистолет, направленный незваной гостье аккурат в лоб. Она вдруг пожалела, что не взяла с собой ружье.

— Вы?! Я что, неясно выразился? — Голос срывался от злости. — Вон отсюда!

— Нам надо поговорить, — твердо произнесла Тереза. Тиквиец не станет стрелять в женщину, подбодрила она себя, старательно выкидывая из мыслей всяких маньяков и психопатов.

— Не о чем разговаривать! Повернулась и ушла! А еще лучше — убежала! Немедленно!

Она сделала шаг вперед, стекло хрустнуло под ногой.

— Вы видели, как мужчина с седьмой дачи бросает за забор соседнего дома мусор?

Хозяин непонимающе уставился на нее. Не ожидал, что она заговорит именно об этом? Выражение лица претерпело изменение: теперь он выглядел не просто раздраженным, а оскорбленным.

— Что?! Мне плевать на ваши мелкие дрязги! Вы вообще знаете, кто я? Передо мной весь преступный мир на цыпочках ходит! Да я вас всех в асфальт закатаю, и даже останков никто не найдет!

Он что, криминальный авторитет? Блин! Это совершенно меняло дело. Говорить с таким кадром, может, и не о чем, а вот передать его в руки службы охраны безопасности необходимо. Хоть Тереза и фыркала на безопасников, и порой пренебрежительно звала легавыми, а когда-то боялась их до дрожи, но из песни слов не выкинешь: нынче она сама была внештатным помощником службы. Да, формально не она, а Ильтен — но любой офицер из Ноккэма в курсе, кто на самом деле ловил преступников на живца на городских улицах. И теперь не помахать рукой и не уйти, чтобы вызвать группу захвата. Раз уж этот мафиозо сказал, кто он такой, он точно не планирует оставить ее в живых.

Мужик продолжал распространяться о том, как он крут и как она пожалеет, что явилась сюда. А Тереза, изображая на лице испуг — честно говоря, притворяться почти не приходилось, — вроде бы отступала мелкими шажками. Ровно до вазы с каким-то колючим цветком. Тереза назвала бы его розой, но на Земле не бывает фиолетовых треугольных роз.