Ни тени стыда. Часть первая

— Презрение людей дна в обмен на любовь самой прекрасной женщины в мире. На возможность растить сына... Да я в жизни не совершал более выгодной сделки!

Через два дня Ракка Безбородый, как гласила объяснительная Найруса, совершил побег из лазарета.

Переждав на тайной квартире ночной стражи шумиху, Ракка покинул в карете с мягкими сиденьями, чтобы не беспокоить раны, столицу. На пересадочной станции несколько мужчин с перечёркнутыми татуировками отказались с ним сесть за один стол и наговорили в его адрес много сальных шуток. Будь Ракка полностью здоров, он бы избил их. А так оставалось только терпеть.

И Ракка готов был терпеть. Потому что он ехал к семье.

* * *

Одно из замечательных следствий дружбы с тениром — это пикники на отвесных скалах или высоченный башнях, куда попадаешь, благодаря его способностям, мгновенно и сидишь, совсем не боясь свалиться — друг тебя спасёт.

С этой башни ребята видели при свете луны все передвижения в лагере биффорцев.

— Похоже, они восстанавливают Большую Лу, — заметил Герт, передавая другу его любимые пироги с яблоками.

— Да ерунда всё это, — махнул рукой кузен Ти и передал Герту кувшин с вишнёвым компотом, Герт предлагал взять вина, но тенир вообще не признавал хмельных напитков. — Конечно, если падёт Восточный Барт, мало не покажется. И твоему посёлку, и на Ярн-Геронд путь открыт. Вот только хоть городок и мал, но даже на него у них мало сил для серьёзного штурма. Основные события сейчас южнее. Там, где армия выматывает биффорцев в оборонительных сражениях. А здесь теперь...

Кузен Ти отложил недоеденный пирог и лёг животом на крышу, пряча лицо. Голос его стал глухим.

— Здесь теперь из-за этой дурацкой клятвы коменданту только скучать в осаде. А мне нужны сражения. Нужны, Герт! Без сражений я начинаю слишком много думать о... Дружище, если б ты знал, как я тебе завидую, что у тебя жив папа! Как вы душевно разговаривали! А я... уже никогда не смогу так со своим поговорить.

Разговор Герта с отцом был и тяжёлым и приятным одновременно. Герт очень расстроился, что папа ранен и очень обрадовался, что рана уже зарубцевалась. Он был счастлив его увидеть, и испытывал стыд и за побег и за погром, заглядывая ему в глаза.

— Прости меня, папа, — начал мальчик беседу.

— Да я не сержусь, — заверил отец. — Я просто не могу понять. За что? Чем круг-то гончарный не угодил? Посуда... хорошая посуда. Всё ж моих трудов плоды.

— Не знаю. Клянусь Светом, не могу объяснить... как-то достало... всё достало.

— Что достало? Тебе разве плохо жилось? Да, не без ругани, но сыт и одет-обут. Мама как могла уют создавала.

— Да хорошо было! Только покинув дом, понял, как дома было хорошо... просто не так... не так, как по мне.

— А как «по тебе»?

— И этого не знаю, папа.

Пока Герт собирался с мыслями, отец рассказал, что вся родня сейчас в Ярн-Геронде. Мама не хотела отпускать в ополчение, пришлось крепко поругаться. Не без гордости поведал, как был ранен в первой же стычке, но успел снести одному ландскнехту голову топором. И, устав от молчания сына, спросил:

— Ну, и как тебе в страже?

— Па, не смотри на эмблему на щите. Я уже не боец Герцогова Ока.

— А ливрея?

— Просто забыл сдать, а начальник не напомнил. Я больше не имею права на её цвета.

— Когда закончиться война, ты можешь вернуться в стражу?

— Могу... свободно могу... Найрус будет рад, но сейчас не уверен, хочу ли.

— Тогда в солдаты? Говорят, ты тут героем стал, сражаешься будь здоров.

— Я просто защищаю свою Родину. Быть солдатом я не хочу.

— Тогда что?

Герт не знал что. Он старался не думать о будущем, не заглядывать дальше пары дней.

— Слушай... а разве горшечник плохое занятие?

— Нет, конечно. Без горшков в быту тяжело, и не боги их людям обжигают. Но...

Герт тяжело вздохнул. Иногда его, признаться, начинало тянуть к отцовскому ремеслу, но он не был уверен, что это зов истинного призвания. Возможно, «стать горшечником» — просто воспоминания о доме, о комфорте, который не ценил, как будто вместе с подростковым возрастом вручили в подарок кривое зеркало, в котором видишь всё привычное в скверном свете, а всё новое и незнакомое в радужном.

— Я подумаю, когда кончится война... и прими мой выбор. Любой выбор, папа. Пожалуйста.

Отец по-доброму рассмеялся и обнял сына за плечи.

— А какой ты стал крепыш в столице-то! Девушка хоть есть?

Герт улыбнулся.

— Больше, пап. Почти что невеста.

— Из хорошей семьи?

— Из замечательной. У неё нет родителей, но есть два брата. Они — мои лучшие друзья.

А потом отец и сын просто сидели молча на ступеньках лазарета и думали каждый о своём.

На башне Герт не удивился, что другу всё известно. Тенир оставил свою тень подслушивать, мальчик заметил, но ничего не сказал.

— Кузен Ти... дружище... Ты мне как брат... Я скорблю вместе с тобой... мастер Гулле... он много сделал для меня. Но надо жить. Жить дальше.

Герт подумал, чем бы утешить ещё кузена Ти, но смог только дать один совет.