Ни тени стыда. Часть первая

Пятидесятник улыбнулся и отсалютовал оружием.

Найрус, когда пятидесятник скрылся, снял с детей плащ и... оба ребёнка уже спали.

Блич никогда не вспоминал этот разговор, и Найрус очень надеялся, что он про него забыл. Или, проснувшись, принял за страшный сон.

Невилл своим появлением напомнил профессору очень важную вещь. Что он тоже не святой. И полный боли за Гулле и Фейли, и ненависти к ночной армии, ведь готов был действовать примерно так же. В голове уже носились планы пыток, какие опытный хирург может применить к заключённым, чтобы навели на логово атаманов.

И вот появился Невилл и показал, как это выглядит со стороны. И Найрус уже больше не собирался переходить все грани ради самых праведных дел. И знал, что обязательно постарается остановить в бесчинствах Невилла.

Время до рассвета ещё оставалось. Он мог оставить Морэ и уйти отсыпаться домой. Но... но лучше уж здесь. Да, среди кошмара работающей бойни. Всё одно лучше, чем в доме, который не смог уберечь.

Найрус заснул. Брызги крови иногда попадали ему на лицо, но он не просыпался. Лишь бормотал:

— И даже если доведётся мне пройти Долиной Смертной Тени... даже если доведётся... пройти... Долиной Смертной Тени...

Бойня была настоящим царством смерти. Смерть витала здесь повсюду.

— Фейли, — прошептал бесёнок, и пальцы на его руках начали подрагивать, а щёки розоветь.

Маленькими глоточками, через чужие убийства, но мальчик пил эту смерть. Смерть, которая ему давала жизнь.

— Нет... не погибель моя... это просто судьба... приготовила мне трапезу... трапезу из врагов моих, — продолжал цитировать во сне Найрус древнюю книгу.

* * *

Связанного мужчину с мешком на голове привели два юноши — один в фартуке кожевника, второй с воровским поясом, подросшие сыновья продажных. Когда они стянули мешок, Блич увидел некрасивое лицо, перекошенное от злобы.

— Всё. Он ваш, — сказали парни, тепло попрощались с теми женщинами, которые были их матерями, сказали «до свидания» остальным и ушли.

— Эй, шкуры продажные! — с вызовом крикнул мужчина. — Что-то хотите мне сказать?

— Господин Серре Чернеш, основатель движения «Нравственность», вы ли это или мы ошиблись? — ледяным тоном спросила привратница.

— Да, это я. Ломаем жизни — рушим судьбы. Кто-то против?

Он засмеялся.

— Чернеш, ваше движение, мы знаем, находит девушек, которые раньше были одними из нас, и рассказывает правду об их прошлом мужьям. Ваше ли движение ещё и соблазняет честных девушек вступить на наш путь? Обещая за одну ночь немыслимые богатства, а потом, когда девушка соблазняется, вы публикуете согласие с её подписью на всех столбах.

— Спасибо за напоминание о моих подвигах.

— Вы и, правда, считаете это подвигами?

— Конечно. Мир погряз в безнравственности! Порядочные девушки остались только в дворянских семьях, а женщин простолюдья захватила философия продажных. Думаете, я вас боюсь? Ха, много будет чести, чтобы я боялся продажных шкур! Нет, мы никому не позволим вести себя безнравственно! Мы сломаем всем вам жизнь!

Одна из девушек не выдержала и ударила мужчину в пах. Мужчина упал, девушка вцепилась ему в волосы и зашипела:

— Мне всего девятнадцать, гнидёныш, а я уже никогда не смогу родить после врачей борделя. Три года назад вы предложили мне бриллиант размером с кулак! Я устояла перед золотом, но бриллиант... и всё, все дороги закрыты. Только в продажные. Навсегда. Да, я поддалась! Я оступилась! Но ты разве сам никогда не оступался? От моего греха кто-то умер? Так какое ты имел право уничтожать мою жизнь?!

Мужчина попытался встать, но получил в затылок каблуком от другой девушки.

— Мой маленький брат умирал от болезни! Я молила Свет о любой возможности его спасти. И тут вы... в итоге денег нет, брат умирает, а я опозорена. И только одна дорога. В продажные. Да, это плохо спать за деньги даже ради маленького брата. Но я никого не убила, так какое ты имел право уничтожать мою жизнь?!

Жертвами движения «Нравственность» оказались шесть девушек. Они били Серре ногами, грубо ругаясь, словно и не изображали только что графинь и баронесс, и рассказывали свои истории. Где стоило один раз оступиться, и суд моралистов приговорил страдать вечно.

«...кто-то умер? Так какое ты имел право уничтожать мою жизнь?!..» звучало рефреном в их обвинениях.

Наконец, настал черёд главного преступления Серре Чернеша.

-...Но вы всё равно открыли графу правду. Позаботились предоставить все доказательства. И граф зарубил в гневе женщину мечом и их маленького сына, ибо не верил, что мальчик от него. А потом... потом повесился сам. Их старшая дочь сошла с ума и умерла от нервной горячки. Его мать не перенесла всего этого и умерла от сердца. А лучший друг, напившись с горя, затеял драку, убил троих, и был казнён мечом правосудия. Младший брат вашей жертвы, когда понял, на какие деньги его сестра когда-то выучила, выпил яда. Итого, — привратница подняла ладони, растопырив пальцы, — десять смертей. И все на вашей совести. Вам... вам совсем не стыдно?