Ни тени стыда. Часть первая

— Сволочь! Ты знаешь, как меня оскорбил? Знаешь, как мне противно гадать, где он меня успел потрогать? Знаешь, как досадно понимать, что я сам пришёл к нему в лапы? Знаешь... Что ты вообще знаешь, кроме своего идиотского кодекса?! Неправедно ему! Нашли праведника! Один ханжа девчонок губит, второй, праведник, с сотней трупов на совести, маскарадом тыкать будет! Куда ни плюнь, в святого попадёшь! Достали!

Виклор не делал даже попытки освободиться, а Секретарь даже попытки помочь. Вместо этого он наклонился над названным братом и, не заботясь, слышны ли его сентенции на фоне криков Блича, назидательно подняв палец, разглагольствовал:

— Вот видишь. Второй у тебя появился брат и ведёт себя точно так же, как и первый. Значит, причина не во мне, а в тебе! Если первый брат душит за шею, и второй брат душит за шею, значит, причина не в братьях, а в шее. Точнее, той дурной башке, которую она носит.

Блич почувствовал, что разбойник обмякает, и, испугавшись, снял удушение. Когда Виклор пришёл в себя, мальчик согласился его простить.

Путь к тайному ходу превратился в опасное приключение. На каждой третьей стене уже красовался перечёркнутый знак короля Тропы и знак Смотрителя в чёрном квадрате.

Если и попадался в столь поздний час путник, то из солдат ночной армии, все в чёрных одеждах — траур по Бию. И каждый с фанатичным воплем «На ножи убийцу Смотрителя!» стремился убить мужчину в волчьем жилете. Выбросив затупившийся фальчион, Виклор бился, вооружившись тесаком и дагой, а Секретарь взял на себя роль метателя ножей. Когда у парня закончились свои клинки (вынимать из тел времени не было), он взялся за ножи с пояса Викки.

В перерывах между схватками, Виклор объяснял, прямо на бегу, свои нынешние взаимоотношения с каторжанским кодексом.

-...Да, я понял, что там — сплошное лицемерие. Но всё равно буду жить по этому Кодексу. Пока не выработал свой собственный или не нашёл подходящую мне мораль где-то ещё. Пойми, Блич. Таким как я, лучше жить по несовершенным, плохим правилам, чем остаться хотя бы на день без них. Я страшный человек, поверь, действительно, страшный. Знаешь, какое я прозвище носил до Волка? Прирождённый Убийца! Так что, не стоит делать меня ещё опаснее для окружающих, оставив хотя бы на день без жизненного стержня.

То, что навязавшийся в братья парень страшный человек, у Блича и так сомнений не было. А сейчас он в этом только ещё раз убедился.

Король Волк убивал легко и просто, а там, где ранил, не добивал только потому, что торопился. И, главное, Виклора совершенно не смущал факт, сколько народа хотели его смерти.

Однажды Блич услышал одну балладу. Её железный ритм на всю жизнь впечатался в сердце, а рефрен он иногда повторял как заклинание. Подросток был уверен, что эту песню написал не человек, а его соплеменник. Тот, кто навеки лишён своего собственного мира, а в мире людей каждый рассвет вынужден воспринимать как вызов на бой. Ибо этот мир не принимает тебя. И тебе, миролюбивому и доброму, не понимающему самого понятия война, приходится защищаться.

Весь мир идёт на меня войной, — тоскливо повторял припев гениальной песни Блич, скитаясь между городами и странами. Весь мир идёт на меня войной, — шептал, вынужденный ночевать с профессором и сестрой прямо на улице, потому что в одной из гостиниц притаился охотник. Весь мир идёт на меня войной, — горько констатировал, вспоминая бойню в Фаэтоне, когда не все люди приняли участие в избиении общины Теней, но только один единственный встал на их защиту.

Да, Найрус всегда был с ними. Но, как учит физика, очень малым расстоянием можно пренебречь и назвать его точкой. Относительно того сколько людей было готово встать на их с сестрой защиту, а сколько — разорвать, растерзать на части, узнав правду про Чуму... да, они были совсем одни, а против них воевал весь мир.

И вот сейчас на его глазах Виклору Волку объявил войну его, Волка, мир. Мир преступников. И Волк не похоже, чтобы пребывал в панике.

Чем-то он походил на Олэ Меченосца в этом отношении. Хотя, нет, Олэ именно наслаждался моментом «один против всех», испытывал непонятную эйфорию, вступая в схватку, неважно ментальную или на клинках, с толпой, а Волк просто не боялся этой битвы. Не боялся встать, выйти из ряда вон и, повернувшись к толпе лицом, обнажить оружие.

Он бился без боевого безумия, в которое впал Олэ в бое в гроте. Его глаза излучали жестокость, но жестокость эта была более спокойной, рациональной что ли. Просто таков закон природы. Каждой собаке пастухом положена палка и обязательно кость. Волкам природой положены зубы и злость. И сейчас эти зубы в виде двух ножей всего лишь выполняли свою работу.

На предпоследнем перекрёстке на них напали три человека в траурной одежде, но без татуировок. Убив их, Виклор Волк пояснил:

— Сочувствующие. Те, кто не преступник, но подражает преступникам, восхищается подвигами ночной армии. Смерть Смотрителя для них такая же трагедия.

Мальчик попросил дать ему возможность провести разведку тенью. Результат поверг в уныние.