Когда дорогу перегородило упавшее дерево, караван не растерялся, а сразу ощетинился мечами фехтовальщиков братства Святого Кагула и копьями купеческих слуг.
— Ну, лесная братия! — в задоре перебрасывая саблю из руки в руку, крикнул молодой купец в отделанной золотом кольчуге. — Вылезай на битву, коли жизни не жалко! Напасть на караван, над которым знамя Святого Кагула! Подобная дерзость должна быть наказана!
Он был уверен, что разбойники дорого заплатят. Зря что ли так потерял в чистом барыше, заключив годовой контракт с братьями Кагула. Фургоны, обитые изнутри железом, позволяли выдержать обстрел, а уж в рукопашной с вольными фехтовальщиками вольным стрелкам ловить нечего.
— Никакого разбоя, браток! Никакого разбоя! — предводитель банды Секачей Бора вышел с белым флагом. — Мир караванам, мир купцам! Простой разговор!
Он выглядел жутко: широкий мужик в кожаном панцире, вооружённый секирой, и, конечно, отличительный знак и Секачей Бора, и Секачей Заболотья и Секачей Просеки — ритуальные загнутые клыки, прикреплённые на медный начелюстник. Многие сделали знамение Света. Но не фехтовальщики Кагула, этих парней напугать требовалось что-то посерьёзней.
Вожак положил секиру на землю в знак добрых намерений.
— Никакой чужой крови — у нас тут своя война.
И коротко изложил свои требования. Купец нехотя согласился — благоразумие перевесило азарт подраться.
Свист, и на дорогу выскочил десяток Секачей Бора. Они внимательно осмотрели каждого караванщика и задержались на двух мужчинах и одном подростке.
— Купец, ты ж их недавно нанял?
— Вчера. А что? Показались славными работниками.
Вожак Секачей Бора покачал головой, а потом разорвал рубаху на груди одного из мужчин.
— А я смотрю, на работничках-то печать предыдущий купец оставил.
— И что? — гордо выставив татуированную грудь, спросил мужчина. — Да, воровал, да, был на каторге. Но теперь хочу честно жить и трудиться.
— А почему тогда не перечеркнул наколку? Или не наколол Раскаяние? Забыл правила? Обыскать.
Разумеется, нашлись послания от атаманов с рассказом об убийстве Смотрителя и войне с Тропой. И тогда караванщики впервые увидели казнь, как это выглядит у ночной армии. Двое держали мужчину на земле, а вожак ногой вбил нож в сердце. Так же казнили и второго гонца, дав время помолиться. Третьего, юнца лет шестнадцати с татуировками «Сиротская Доля» (которую он пытался скрыть перевязав руку, якобы натёр стамеской) и «Каретный Вор», пожалели, решили проводить до стен и вернуть в столицу, но засомневались, не казнят ли его атаманы за проваленное задание.
— Э, специалист по каретам — редкая профессия. В городе, я знаю, кареты уже предпочитают грабить или брать на разбой, чем работать по воровскому ремеслу: как бы ошибся каретой, и крадёшь кошелёк, пока вышвыривают. У нас твои знания пропадут, мы только разбоем живём. Но если встанешь на Тропу, останешься жив.
— Нет, лучше казни меня, вожак — смело ответил юноша, — я не предаю своих.
— Да это они тебя предали, дурак, послали на верную гибель, — засмеялся предводитель Секачей Бора. — Ладно, покажем тебя королю Волку. Может, вправит мозги, объяснит, что почём. Он тоже сирота и тоже не сразу попал на Тропу, а очень долго бандитствовал в городе. А сейчас, смотри, и в следопытстве дока и натуру любого зверя понимает, словно родился в сторожке лесника.
Затем вожак сделал внушение купцу, что надо всегда смотреть есть ли татуировки у человека, прежде чем брать на работу. И предложил, разумеется, не бесплатно, пусть сумма и символическая, обыскать караван, не спрятали ли послания эти субчики в товар. Убедившись, что ничего такого купец не везёт, вожак приказал Секачам Бора оттащить упавшее дерево, чтобы фургоны могли ехать дальше.
В то же самое время на северном тракте его братья, Секачи Заболотья, приканчивали последних бандитов, которые вздумали всю ватагу выдать за купеческий караван. Причину их смелости можно было легко понять: многие сражались даже с отрубленной рукой или ногой, не чувствуя боли. Дурманщики.
Такова была ситуация на официальных дорогах, а уж что творилось на тайных — уже четвёртое утро люди Волка доставали из волчьих ям и прочих ловушек трупы тех, кто думал пронести послание атаманов по Тропе.
К вечеру атаманы собрались на совещание. Верховный тряс отчётами о падении прибыли, о драках между своими за последние запасы дурмана.
— Формально измор идёт всего четвёртый день. Но на деле... они с коронации нам ничего не присылали! Всё летит в никуда благодаря королю Волку! Чуда не случится — они плотно перекрыли тайные тропы и хорошо контролируют главные дороги. Вопрос с королём Волком надо решать немедленно.
Начался спор, что лучше, организовать вылазку, или заманить в город и устроить уличное сражение. Но у Верховного, знавшего лучше всех Кодекс Праведного Каторжанина, было особое предложение.
-...И, главное, другой бы ещё отказался, но не король Волк. Его погубит собственная гордость!
* * *
Процедура не просто так называлась Суд Одного Дня. Всё завершилось даже не в один день, а в пару часов.