Свидетели опознали преступника, но вышла заминка с Ловило. Вначале он согласился, что это Блич, но когда узнал, что парню грозит, отрёкся от своих показаний. В закрытом для посторонних глаз кабинете у купца состоялся с Шибером Шулом серьёзный разговор.
— Зачем вам его смерть?
— Господин Ловило, вы же сами хотели, чтобы муж вашей...
— А теперь не хочу. Господин Шибер, сколько?
— Не понимаю вас.
— Всё вы понимаете. Сколько? Перед вами самый богатый человек в стране, не забывайте.
Шибер неприятно щёлкнул пальцами и напомнил купцу о его сложностях с наследством.
— Вы уже давно израсходовали лимит, на который имели право как опекун Лу. Даже свадьба отчасти сделана в кредит, в расчете на миллионы старухи. Не спрашивайте, откуда я знаю. Всё-таки сыщик моя профессия. Для страны да, вы самый богатый человек. Но не для того, кто знает истину. А истина в том, что пока не устранён Блич и не подтверждена кончина малышки Лу, вы человек, живущий в долг. Ступайте, господин Ловило, не мешайте делать вас первым богачом герцогства.
Тогда купец попросил пару минут наедине с Бличем. Шибер неохотно согласился.
— Блич, ты считаешь меня чудовищем, но, поверь, я сам ужасаюсь тому, на что пошёл ради денег. С Бесами Ставрога... да, это был перебор. И я буду сутками молиться, чтобы мне простился этот грех. Дай клятву, тебе можно верить, что будешь распорядителем денег жены только формально, и, купеческое тебе слово, новых покушений на Лу не случится. Тебе будет легко исполнить клятву, ты равнодушен к богатству, я уже понял. Соглашайся, и я тебя спасу. Я займу такую сумму под наследство, что слизняк не устоит.
Но светловолосый мальчик промолчал и только отвернулся.
О казни не было объявлено заранее, поэтому возле виселицы успели собраться лишь десятка три зевак, приживальщики дома Ловило (не собирались пропускать, как задёргается в петле ненавистный мальчик) и какое-то количество стражи. Никто из стражников не подходил к Невиллу Глассу, и все смотрели на него с ненавистью и презрением. Невилла это похоже ничуть не смущало. С громким смехом он снова и снова пересказывал Шиберу Шулу, как узнал, где скрывается Блич, и в какую нелепую ловушку паренёк попался.
Так как на виселице было три места, то, чтобы не пустовала петля, Шибер Шул воспользовался Судом Одного Дня ещё для одного человека — Невилл посоветовал Лама Паука, вожака недавно разгромленной банды.
Тенира вывели первым. Он бросил горящий взгляд на виселицу и напомнил, чей он сын и чьи привилегии наследует. Пришлось тащить для юноши плаху и меч правосудия, и искать, чью бы голову засунуть в освободившуюся петлю.
Шибер выбрал претендента наугад. Им оказался мужчина по прозвищу Соловей. Копейщик герцога. Взял отпуск по ранению. Приехал в столицу. Зарубил одного человека и ранил второго. Якобы спасая девушку от насилия. Но девушку обнаружить не удалось, Соловей, когда его поймали стражники, был пьян, и бормотал чушь про какой-то грешный круг, из которого надо вырваться, а вот раненый им мужчина наоборот, трезв, и, главное: и убитый и пострадавший являлись добропорядочными людьми, детьми уважаемого ростовщика, а Соловей, выяснилось, попал в армию герцога, скрыв прошлое солдата ночной армии. Кого признали виновным, можно и не спрашивать.
Соловей взошёл на эшафот смиренной походкой кающегося грешника. Совсем иначе вёл себя Паук. Никто не ожидал такого малодушия от — ладно бы простого бандита — от вожака. Паук пытался вырваться, плевался, визжал, что ему была обещана жизнь в обмен на какое-то сотрудничество, и плакал, как младенец, рассказывая, почему боится умирать.
-...Я не хочу в могилу! Что угодно, но не в могилу! Я видел... видел все ужасы могилы!
С огромным трудом стражники довели его до эшафота и просунули ему голову в петлю.
Последним показался светловолосый мальчик с пронзительным взглядом. Когда на него надели петлю, он только улыбнулся кузену Ти. Кузен Ти ответил такой же улыбкой. Перед смертью братья пытались приободрить друг друга.
— Малой... я тебя знаю... ты ушёл с тем мечником... Так вот в итоге, где ты оказался...
Соловей закусил губу и поднял голову к небу.
— Я его мечтал спасти от Смотрителя, а ты решил наказать виселицей. Эй, может, это не я запутался в грехах, а кто-то там наверху не такой мудрый и добрый, как в рассказах матушки и проповедях священников? Ничего. Скоро встретимся и узнаем. Скоро я. Предстану.
— Вы колдуны? Обвинитель говорил. Так спасите чарами себя и нас! — плаксиво умолял Паук, и, не получив ответа, обрушил на детей кучу ругательств.
— Оставь их, — заступился Соловей. — Мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли. А дети... посмотри на них. Ясно же, что ни первый ни второй ничего худого не сделал, — и добавил, обращаясь уже к детям: — Помяните меня, когда придёте в царствие Света. Заступитесь за грешника.
— Истинно говорю тебе, — сказал кто-то из детей, Соловей закрыл глаза и не увидел, кто именно, — ныне же увидишь со мной небо.
А может, дети и промолчали, просто у Соловья перед лицом смерти начались видения.