Главная зала атаманского логова дала бы фору многим комнатам дворца герцога по части убранства. Но в этой роскоши не было красоты. Никто не заботился, вешая заморские ткани на стены, подходят ли они по цвету коврам на полу. Мраморные статуи стояли в самых неподходящих для этого местах, золото и драгоценности были просто свалены в кучи. За столом, способным приютить не меньше сотни едоков, сидели всего девять человек. Разодетые в шелка и золото, но с чёрной, как воды омута, душой.
Только один Ракка был в простой одежде, лишь нацепил на руку золотой браслет.
- Приветствуем нашего достославного врага, но, надеемся, в будущем друга, Аркабейрама Гуллейна, великого Воина Чести! – подняв полный вина кубок, с пафосом воскликнул Верховный Бэй.
Впрочем, нарушать Кодекс Праведного Каторжанина атаманы не стали. Гулле усадили не за один стол с собой, а за маленький столик, стоявший так, чтобы пленник мог, не отвлекаясь от трапезы, общаться с пленителями глаза в глаза.
- Фейли. Никакого разговора, пока не увижу её, – не терпящим возражений тоном потребовал Воин Чести.
Атаманы ждали этих слов. Звонок колокольчика, и две девушки с татуировками воровок выводят Фейли из коридора.
- Дядя Гулле!
Девочка бросилась к дяде и он, не сдерживая слёз, её обнял.
- Тебя били? Над тобой совершали насилие? Тебе причиняли боль?
Получив на все вопросы ответ «нет», Гулле успокоился.
- Били, причиняли боль… Да за кого вы нас держите! – возмутился Атаман Барей Борода.
- За тех, кто придумал Ночь Девяти, – ответил Гулле, не отпуская племянницу.
- А что такое Ночь Девяти? – спросила, хлопая большими ресницами девочка-тень.
- То, что никогда с тобой не случится, если твой дядя будет благоразумным человеком, – дал туманный ответ на наивный вопрос Верховный Бэй. – А теперь вернись к себе в комнату. Проводите ребёнка. Сейчас время взрослых разговоров.
- Пожалуйста, не делайте моему дяде ничего плохого! – попросила Фейли на прощание.
- Мы этого не собираемся. Нам просто нужно очень по-взрослому поговорить, – заверил Верховный.
Она ушла. Гулле спросил, о чём же пойдёт разговор. Атаманы предложили вначале перекусить.
Гулле заставил себя есть, он знал, что впереди, возможно, пытка голодом, поэтому ему нужно запастись сил.
Трапеза была тоже психологическим приёмом. Она давала негодяям возможность тонко намекнуть на серьёзность намерений насчёт Фейли. Между едой, атаманы громким шёпотом обсуждали достоинства пленницы: нежность кожи, пышность волос, блеск голубых глаз и тонкие черты лица. Затем настал черёд настолько сальных од её фигуре и девственности, что мужчина-тень с трудом удерживался от того, чтобы не броситься на скабрезников с голыми кулаками. Ракка Безбородый на этой части представления покинул под предлогом больного зуба залу. Неистовый убийца с трудом переваривал обычай группового насилия, хоть и угрожал этим Найрусу, когда брал его воспитанницу в плен.
Набив желудки, атаманы стали держать речь. Точнее, один атаман, старый Бэй. Он повёл издалека, описал самые громкие преступления Воина Чести перед Девятью. Вспомнил, что любого из них Аркабейрам хотя бы раз арестовывал.
- …И по всей логике, мы сейчас должны с вами не делить трапезу, а смотреть ваши пытки. Но нет. Мы приняли вас по-королевски. Говорят, Воин Чести никогда не лжёт. Достойно ли вас потчевали?
- Да. Я сытно ел, и обращение было на уровне.
- Почему, Аркабейрам? Да потому, что мы умеем прощать обиды и забывать зло. Думаете, я сейчас стану пугать вас муками и угрожать племяннице?
- Да.
- А вот и нет. Я сумею убедить вас играть на нашей стороне одними доводами разума. Если бы вы знали, как я вас уважаю, Гуллейн. Будь вы каторжником, я бы сложил с себя атаманство и передал вам.
- Но я не каторжник. Я стражник. Я играю на другой стороне.
- Вы на той стороне, где интересы страны. Потому что умный человек и патриот герцогства, хотя и родились за его пределами.
- Я патриот людей, а не страны. Людям Блейрона я взялся служить пять лет назад, а не государству Блейрон. Только на этих условиях Воин Чести согласился принять Око Герцога.
- Тем не менее, люди эти живут в государстве.
- Смешно слышать от человека, который живёт в банде.
- Может, вы всё-таки дадите мне сказать до конца?
- Хорошо, говорите.