Я невольно расплываюсь в улыбке, и Ханна снова проходит в примерочную кабинку.
– Платье возьмете? – спрашивает продавщица.
– Я подумаю, – отвечает Ханна.
– Будете мерить блузку? – обращается девушка уже ко мне, и я прошу совета у Ханны:
– Тебе нравится?
– По-моему, она чудесна, дорогая.
Разыскиваю в складках блузки ценник. Мне пока не по карману покупать такие дорогие вещи, пусть они и со скидкой.
– Примерю в следующий раз.
– Не могу обещать, что ее не купят до вашего прихода, – предупреждает продавщица. – Вещи со скидкой мы для покупателей не придерживаем.
– Ничего, в любом случае она для меня дороговата.
Мы с Ханной идем по тропинке вдоль берега. У воды резвится малыш, за ним следит мать, а может – няня, и они вместе кормят уточек. Ужасно хочу расспросить Ханну о той ночи, когда она от нас ушла, но не могу: нервничаю так, что во рту пересыхает, а сердце ухает, словно колокол – точь-в-точь как в тот раз, когда сидела в машине у ее коттеджа. Откашливаюсь. Надеюсь, Ханна не заметит, как дрожит мой голос.
– Когда-то я тоже любила кормить уток.
– Да-да, – подтверждает Ханна. – А лебедей опасалась.
– Серьезно? Всегда ими восхищалась, что в них страшного?
– Ты боялась, и правильно делала. Мне это было на руку, ведь ты не подходила к ним близко. Взрослый лебедь запросто может сломать руку мужчине.
Хм, надо же, а я думала, что о лебедях мне рассказывала мать. Значит, ошибалась.
– Не хочешь сходить в чайную комнату «Полли»? Помнишь, мы часто там бывали, – предлагаю я.
– Почему бы и нет?
С тех пор, как мы последний раз сидели в «Полли», здесь почти ничего не изменилось. С балок в передней части зала все так же свисают грозди декоративных корзин. Потолки здесь низкие, причудливо выгнутые, а персонал, как и тридцать лет назад, носит черно-белую униформу и фартучки с оборками.
– Смотри, наш старый столик не занят! – улыбаюсь я. – Присядем там?
– Конечно. После тебя.
Наш привычный стол находится у окна. Отсюда отличный вид на оживленную главную улицу. Мы располагаемся лицом друг к другу, и годы, разделившие нас, вдруг тают, а затем снова ложатся на плечи тяжелым грузом. У меня продолжает трепыхаться сердце, и все же никак не соберусь с духом спросить Ханну: что же тогда произошло?
– Помнишь, как мы сочиняли разные истории о людях за окном?
– Было дело! Всегда замечала, что у тебя богатое, даже необузданное воображение. Ты упивалась своими историями. Если не сочиняла сама – значит, читала. До сих пор вспоминаю твою коллекцию книжек о лошадках и детях.
– Что будем заказывать? – спрашивает нависшая над столом официантка.
– Как обычно? – предлагаю я.
В детстве мы каждый раз брали одно и то же.
– Было бы замечательно!
– Тогда нам два чая «Эрл Грей», кусочек торта с лимонной глазурью, а еще топленые сливки и джем.
Самой странно: словно в зале прозвучало эхо из далеких времен.
Ханна разворачивает на коленях накрахмаленную салфетку. Незаданный вопрос обжигает мне кончик языка, однако, похоже, всю свою храбрость я оставила в бутике с распродажей.
– Ханна, не представляешь, как я признательна за то, что ты помогла матери.
Пустые, банальные слова. Трусость, иначе и не скажешь. Господи, почему так сложно возвращаться в прошлое? Разве может ответ Ханны на главный вопрос ранить меня больнее, чем ее уход тридцать лет назад?
– Любой на моем месте поступил бы точно так же.
– Ну, не знаю. Ты ведь поехала с ней в больницу – это очень много значит.
– Как можно было ее оставить, если рядом нет никого из родственников…
Я слышу ее ответ, но не вдумываюсь в смысл. Делаю глубокий вдох.
– Ханна…
– Да, милая?
У нее все те же глубокие влажные глаза, излучающие сочувствие и поддержку. С матерью не сравнить – у той взгляд зеленых глаз острый, колючий.
– Можешь не отвечать, если тебе неудобно, но…
Я делаю длинную паузу и резко выдыхаю, словно перед прыжком в воду. Да что со мной такое? Берешь и спрашиваешь…
– Что ты хотела узнать, дорогая?
– Почему ты так внезапно исчезла из Лейк-Холла, когда я была маленькой? Из-за меня? Что я сделала не так?
– О господи! Да что ты такое говоришь?
– Мать уверяла меня, что ты ушла из-за моего мерзкого поведения.
– Ничего подобного! Это неправда. В тот вечер мы с ней поспорили. Ты испортила свое платьице, и леди Холт была с тобой очень резка. Помнишь то платье? Она привезла его из Лондона. Чудесная вещь.
– Да, голубое платье, – вспоминаю я. – Ты еще повесила его на дверцу моего шкафа. Такого красивого у меня никогда не было.