Няня [litres]

– Точно. Леди Холт гордилась своим выбором. К сожалению, платье в тот вечер серьезно пострадало. Так бывает, когда одеваешь маленьких детишек в дорогие вещи, но леди Холт словно сошла с ума. Она была в ярости. Обычно в таких случаях я предпочитала помалкивать – няня не тот человек, который может перечить хозяевам. Но в тот раз не сдержалась. Уж слишком злобно она тебя отчитывала. Мне показалось, что леди Холт пересекла черту – так я ей и сказала, и совершила ужасную ошибку. Твоя мать приняла мои слова в штыки. Заявила, что я должна собрать вещи и немедленно уйти из дома. Даже попрощаться с тобой не дала. Я пыталась обратиться к твоему отцу. Хотела извиниться, сказать, что очень хочу остаться, однако он поддержал леди Холт. Я ничего не могла поделать. Было очень тяжело с тобой расставаться, тем более что мне запретили тебе писать и звонить. Угрожали судом.

Меня словно ударили под дых.

– Значит, они меня все это время обманывали…

– Мне очень жаль.

– Как жестоко с тобой обошлись, Ханна!

– Не сердись на них, милая. Я долго расстраивалась и даже злилась, но что было, то прошло. Самое главное, что мы встретились. Мы снова вместе. Представляешь, сколько нам нужно наверстать? Если выскажешь все своей матери, она запретит мне появляться в Лейк-Холле. Мы не сможем видеться, а ведь у нас сейчас такая прекрасная возможность заново узнать друг друга…

– А ты хочешь?

Она сжимает мои руки в своих ладонях. Какая мягкая у нее кожа…

– Пожалуй, хватит с нас огорчений. Настрадались мы немало. Пусть прошлое так и останется в прошлом. Надеюсь, что мне удастся восстановить контакт с твоей мамой.

Наверное, это самое меньшее, что я могу сделать для Ханны. Учитывая, как поступили с ней мои родители, я испытываю огромное желание хорошенько потрясти мать. Вот бы заставить ее понять, что произошло на самом деле! Пусть извинится перед бывшей няней. Унизительно для леди Лейк-Холла? Может быть, зато справедливо.

– Ты уверена?

– Вполне. Мне сегодня будет куда покойней спаться, если все останется между нами.

– Тогда молчок!

– Спасибо. Знала, что на тебя можно положиться. Чайку налить? Чаю остывать негоже. Заодно попробуем сладкое, но больше всего мне сейчас хочется с тобой поболтать. Расскажи о себе, о Руби.

Она наполняет чашки, намазывает на булочку тонкий слой клубничного джема, а поверх кладет сливки. У меня в голове царит полный хаос – пытаюсь обдумать услышанное. Бедная Ханна! Беру себя в руки. Надо сказать что-нибудь легкое, жизнеутверждающее.

– А разве не ты меня учила, что сперва надо накладывать сливки, а уж потом джем?

– М-м-м… Надо же, совсем забыла. Интересно, как ты это помнишь…

Я смеюсь.

– Не представляешь, как мне приятно снова видеть твою замечательную улыбку! – говорит она.

После мы прогуливаемся по главной улице, и Ханна замечает:

– Кстати, о платье, которое было на тебе в тот вечер. Оно ведь было не голубое, а зеленое.

– Ты уверена?

Еще раз погружаюсь в воспоминания. Да нет же, точно голубое…

– Я еще подбирала к нему нитки, когда распустился подол. Остановилась тогда на светло-зеленых. Удивительно, как некоторые вещи западают в голову!

– Хм, стало быть, я ошибаюсь.

– Память – странная штука.

– Да, ты права.

Наконец мы расстаемся. Есть о чем подумать, однако меня почему-то тревожит цвет платья. Могу поклясться, что оно было голубое! С другой стороны, какая разница?

Вирджиния

Я все еще прикована к постели. Рана на виске заживает неплохо, однако стали мучить головные боли, а стоит пошевелиться – появляются мышечные спазмы в районе спины. До туалета добираюсь с трудом и с болью, однако никому не позволяю себя сопровождать. Слишком унизительно.

На прикроватной тумбочке лежат коробочки с обезболивающим. Принимаю их по часам, как велели в больнице. Джослин примеряет на себя роль властной надзирательницы, заходит ко мне по нескольку раз на дню: контролирует, чтобы я пила чертовы таблетки. У меня от них кружится голова. Это пугает, потому что я физически не в состоянии следить за тем, что происходит в доме.

Еще до злополучного падения видела, что Джослин на меня часто злится, но то были еще цветочки. Теперь она раздражена постоянно: негодует, что я сделала вылазку к дому Ханны, бесится, что мое недомогание создает ей лишнюю работу. Дочь хмуро шныряет по моей спальне и разговаривает со мной, словно с ребенком. То и дело выдает какие-то обрывки интересующей меня информации, да и то, похоже, для того, чтобы лишний раз помучить.

– Фавершем продает картину, которая когда-то висела в нашем доме, но я ее совсем не помню. Очень красивая. Даже не верится, что мы от нее избавились.

Интересно, что Фавершем ей рассказал? Я притворяюсь спящей, а сама напряженно думаю, что скажу мерзавцу, когда доберусь до телефона. Вот он у меня получит на орехи…

Другой раз дочь сообщает:

– Я не говорила, что на днях виделась с Ханной в Мальборо? Слышишь меня?

– И что? – небрежно спрашиваю я.

– Мы с ней посидели в чайной. Поблагодарила ее за то, что она присмотрела за тобой после падения. Кстати, ты так и не сказала, что тебе понадобилось у ее дома.