Няня [litres]

Руби слегка сомневается, но в целом обман ее не слишком тревожит. Она быстро отвлекается, открыв ящик туалетного столика. Остатки моей былой славы тянут ее, словно мотылька на пламя свечи.

– У мамы тоже есть от тебя один секрет! – Тон у Руби самый обычный, не заговорщический, но у меня сердце сбивается с ритма. – Ханна прислала ей новую блузку. Мама нашла ее в магазине, но у нее денег не хватило, вот Ханна ее и купила. Это маме для работы. Красивая, но у тебя вещи куда красивее.

Внучка оборачивается, держа в руках один из украшенных бриллиантами ободков для волос.

– Хочешь поменяться? – предлагаю я.

– На что?

Сделки она обожает, точь-в-точь как ее дед.

– Я скажу маме, что мы с тобой решали задачки по математике, а ты на полчасика дашь мне свой планшет.

– Хорошо, бабушка!

Она бежит за айпадом, затем снова усаживается у туалетного столика и примеряет ободок. Насмотревшись в зеркало, совершает налет на шкатулку с кольцами. Надевает сразу три штуки и восторгается переливающимся в зеркале отражением драгоценных камней.

Я открываю браузер и захожу на поисковый сервер.

Меня чрезвычайно тревожит подаренная дочери блузка. Ход совершенно в стиле Ханны, и я невольно чувствую близкую опасность, хотя какие формы она примет – неизвестно.

Превозмогая боль и медикаментозный туман, пытаюсь сосредоточиться. Уже несколько дней подозреваю, что Ханна могла выжить, несмотря на пробитую голову. Выглядела рана устрашающе, однако вдруг она тогда просто потеряла сознание? А мы в том хаосе решили, что она мертва… Другое дело, что травма головы была не единственной ее проблемой. Пишу в строке поисковика:

Может ли ожить утопленник?

Джо

– Хочу домой, – бормочет Руби.

Время – три утра. Через четыре часа мне на поезд до Лондона. Первый день на новой работе! А дочь пойдет в школу – завтра первое сентября. Для выхода на службу день я выбрала не самый удачный, однако мама Стэна обещала отвезти Руби к началу уроков.

Дочь стоит у моей кровати в пижамных штанишках и белой футболке, на которой расписались все ее одноклассники из Калифорнии. Знаю, что значит «домой». Дом – это не Лейк-Холл. Ее дом – на другом континенте, откуда нас обеих выдернула судьба.

– Иди сюда, милая.

Я откидываю одеяло, и Руби, нырнув ко мне в постель, устраивается удобнее. Ее ноги холодны как лед. Интересно, сколько она бродила по коридорам? Касаюсь ее виска. В младенчестве кожица у нее здесь была мягкой и нежной, словно зефир, – все вены видно – и такой тонкой, что мне становилось страшно. Ощущаю под пальцами влагу.

– Расскажи, что случилось?

– Скучаю по своим друзьям…

– Мне очень жаль, дочь.

– Скучаю по нашему дому в Америке.

– Знаю. Я тоже.

– И еще по папе.

– Ох, милая…

Пусть поплачет. Говорят, нельзя мешать; не следует говорить ребенку, что у него ненужные, неправильные эмоции. Мать, видимо, об этом никогда не слышала. Когда умрет – прикажу выбить на ее памятнике такую эпитафию, и последнее слово останется за мной.

Руби плачет, и слезы струятся по ее лицу обильным потоком. Это выходит печаль, огромная печаль, которую не должен испытывать ребенок. Мне больно за нее, но Криса я вернуть не в силах.

Дочь засыпает, когда старомодный электронный будильник показывает начало пятого. Ее тельце горячее, подушка мокрая от слез. До утра уже не усну – буду вертеться, беспокоиться за нее, за нас обеих, за мать…

Мы пообщались с доктором Говардом, когда тот вышел от матери. Доктор – худощавый, чисто выбритый мужчина с копной седых волос. Пахнет от него несовременно: лосьоном для бритья и антисептиком.

– Как она? – спросила я.

– Учитывая случившееся, неплохо. Попрошу вас за ней следить: леди Холт не следует включаться в обычный ритм слишком рано и слишком интенсивно. Пусть даст себе возможность полностью восстановиться.

– Последствий не будет?

– Не должно. Для своего возраста она достаточно бодрая женщина. И все же не спускайте с нее глаз.

Он открыл дверь. На улице по-прежнему со свистом задувал ветер, раскачивая кроны буковых деревьев.

– Знаете, я очень хорошо отношусь к вашей маме, – сказал Говард. – За прошедшие годы у нее было немало проблем, и сейчас ей нужна ваша поддержка.

Кивнув мне на прощание, он надвинул шляпу и вышел на улицу.

– Ого, – пробормотала я.

Еще в детстве чувствовала, что между ними есть душевная связь; Говард был одним из самых частых гостей в нашем доме. Чаще него, пожалуй, к нам заглядывала лишь Элизабет.

Все с ней будет нормально. Мать несокрушима.

Поднимаюсь с постели в пять утра, стараясь не потревожить сон Руби. Дочь переворачивается на спину, и я замираю, затаив дыхание. Пусть спит… Стою не шевелясь и выхожу в коридор, когда ее дыхание вновь становится мерным.

У двери ванной меня останавливает голос матери:

– Кто там?

– Это я.

– Зайди ко мне.

– Я собираюсь на работу.

– На минуточку, Джослин.

Вхожу в комнату. Шторы распахнуты, мать стоит у окна, наблюдая за рождающейся зарей.

– Слышишь? – говорит она, и я качаю головой. – Это рыжая сова. Ужасный крик – как в бочку. Так и не смогла из-за нее заснуть.

– У меня поезд в…