Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ)

Нет, веселыми, любопытными и оживленными они мне нравятся, конечно, больше, но можно золотую середину, где не будет столько вопросов, а?

— А я откуда знаю?! — я скептически смотрю на них и во двор пропускаю первыми.

Захожу следом и выискиваю джип Лаврова на стоянке. Его машина на месте, сверкает в лучах солнца, что близится к закату.

И я задумчиво закусываю губу.

Плохая привычка, и на нее вечно ворчит Лёнька, поэтому я обычно сдерживаюсь. Вот только не сейчас, сейчас меня больше волнует, что Лавров уже дома и что за весь день он ни разу не позвонил и на сообщения мои отвечать не стал.

Чистый игнор.

И никаких возмущений за потраченные на Град деньги, вредную еду и шатанье до восьми вечера, когда детям пора уже быть дома.

Видимо, возмущаться сегодня буду только я.

Возмущаться и требовать, чтобы Кирилл Александрович рассказал, где родители сусликов. И своим: «Тебе пора домой» он не отделается. После Града я очень хочу знать: куда срочно уехали его сестра с мужем. Хотя бы для того, чтобы мне было что ответить монстрам в следующий раз.

В квартиру мы заходим, признав злорадно, что Даша ничего в истории не знает и даже не может сказать, что такое Ганина Яма.

Стыд и позор.

Я соглашаюсь и на стыд, и на позор и, положив ключи на тумбу, включаю свет.

В прихожей темно, как и во всей квартире.

Тихо.

И оживленные голоса монстров проваливаются в эту тишину.

Где Лавров?

— Даша, а мы завтра пойдем к уткам? — Яна скачет на одной ноге, стягивает со второй кед. — А Эль с нами пойдет? Он классный.

— Он мне воздушного змея обещал запустить, — гордо сообщает Ян, дергая меня за руку.

И я машинально киваю, отвечаю что-то и всматриваюсь в пустой коридор.

Кирилл Александрович где?

— Суслики, подождите, — я выпутываюсь из их рук и торопливо иду вглубь квартиры.

Включаю везде свет.

Кухня, гостиная, ванная, гардеробная… кабинет.

Лавров в кабинете, и, когда я врываюсь без стука, он резко оборачивается от окна, замолкает и вопросительно смотрит на меня, чтобы вежливо поинтересоваться:

— Уже вернулись?

Все же у Лаврова арктический голос, и замораживать им можно влегкую, а взглядом — синим, глубоким — гипнотизировать или применять вместо наркоза. Один взгляд Красавчика в подобном духе, и можно экономить на анестетиках и не бояться, что пациент заорет. Не заорет — побоится.

И я бы, пожалуй, тоже испугалась, прониклась и промолчала бы, но… в другой раз. На сегодня лимит страха превышен, а вот запас злости еще есть, поэтому на его взгляд я отвечаю милейшей улыбкой и просвещаю услужливо-едко:

— Уже полдевятого, Кирилл Александрович.

Лавров хмурится, кидает взгляд на напольные часы и собирается что-то сказать, но я его опережаю:

— И нам с вами надо поговорить.

Судя по взгляду желанием говорить он не горит, но ответить не успевает.

На этот раз его перебивают суслики, которые, не замечая напряженной обстановки, с возгласами залетают в кабинет и, перебивая друг друга, рассказывают ему о Граде, лебедях и кладах, теребят с двух сторон.

И Кирилл Александрович, прожигая меня взглядом, медленно отвечает своему невидимому собеседнику.

На немецком.

Чистом.

Прощается и кладет телефон на стол, все также пристально глядя на меня. И он может быть довольным, от его взгляда меня таки прошибает, просверливает до позвоночника и заставляет задуматься о тахикардии.

Не зря, кажется, Вран — наш любимейший препод по химии — каркал, что больше тридцати никто из нас не протянет, ибо здоровье у нас фиговое, и сами мы тоже так себе, без базиса.

Прав был, здоровье вот уже подводит.

Сердце стучит слишком быстро и сильно, вырывается из перикарда и прорывает диафрагму, проваливаясь в брюшную полость, а щеки заливает лихорадочный румянец, как у чахоточной.

Еще тахипноэ.

И со слухом тоже проблемы, ибо вопрос Красавчика я скорее угадываю по язвительно скривившимся губам, чем слышу:

— Что, Дарья Владимировна, с немецким лучше, чем с латынью?

Лавров издевается, и его издевка отрезвляет не хуже пощечины Эля.

— Лучше, но хуже, чем с чешским, — я прищуриваюсь, склоняю голову.

Не отвожу взгляд и… сердито-испуганный вскрик Яны заставляет вздрогнуть:

— Прекратите!

Суслики напряженны.

Они переводят непонимающие взгляды с Лаврова на меня и обратно, хмурятся и сердятся.

— Прекратите оба! — Ян ее поддерживает, толкает со всей силы Кирилла Александровича. — Кирилл!

Лавров тоже вздрагивает, опускает взгляд на племянника.

— Ты чего? — он сковано улыбается, пытается взлохматить волосы Яна, но тот уклоняется и сжимает кулаки.

— Ничего! Это вы чего?! — в голосе суслика слышатся слезы.

И мне становится стыдно.

— Мы тоже ничего, — странным тоном отзывается Лавров и смотрит на меня. — Да, Дарья Владимировна?

Ответ очевиден, и его режущий взгляд об этом непрозрачно намекает.

— Да, Кирилл Александрович, — я улыбаюсь.

И узнавать правду уже не хочу.

Переживу, найду сусликам что ответить, если что, еще раз. Сочиню, придумаю, совру. Это я смогу, а вот оставаться в одной комнате с Лавровым я больше не могу.

Мне надо уйти.

И как можно быстрее.

Глава 15

Три часа ночи.

И звонок в дверь слишком… внезапен.