Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ)

Вот только меня в последний момент останавливают, придерживают цепко за локоть.

— Ште-е-ерн, — наш Красавчик тянет подозрительно довольно, улыбается хищно и телефон от уха отнимает, а мне становится неуютно, — ты-то мне и нужна! Про должок помнишь?

— Д-да, — я пытаюсь отступить, но хватка усиливается и приходится замереть на месте.

И, кажется, фраза «взгляд удава на кролика» мной теперь окончательно осмыслена и понята. Пошевелиться под непонятно радостным взглядом я не могу.

— Вот и хорошо, что помнишь, — Кирилл Александрович ухмыляется. — Жду тогда тебя завтра у себя дома.

Чего?!

Ща, секунду или две, я подберу мандибулу и осознаю предложение.

Или не осознаю.

Или врежу.

За пощечину преподу отчисляют?!

— Дарья Владимировна, не задохнись от возмущения, — он пренебрежительно хмыкает, — детский сад меня не привлекает. И со студентками, вопреки слухам, я не сплю. И я не договорил, жду тебя, чтобы…

Я прищуриваюсь, а Кирилл Александрович неожиданно смеется.

— Хотя… знаешь, Штерн, я, пожалуй, сохраню интригу, — объявляет, весело сверкая глазами. — Завтра, в девять. Адрес скину.

Глава 2

Часы на запястье высвечивают без пятнадцати девять, когда я утыкаюсь в кованые ворота и сверяюсь с дубльгисом.

Громова, 17.

Все верно.

Подняв голову, а потом и очки, смотрю на башеньки по углам многоэтажки. Однако… впору Красавчика переименовывать в Прекрасного принца, замок уже есть, а вместо коня сойдет и внедорожник.

Современная реальность диктует, как никак, свои законы.

Хмыкнув, набираю без запинки номер квартиры — верхнюю норму сегментоядерного нейтрофила, то есть 72. И даже не надо лезьте в телефон смотреть. Мой — путанный, по словам Лины, — способ запоминания никогда не подводил. Сейчас тоже, потому что из динамика звучит знакомый голос, на который я рапортую, что Штерн явилась.

Ответом становится приоткрывшаяся дверь под переливчатую трель, коя громыхает по моей больной голове.

Отказываться вчера от празднования «минус год» из-за Кирилла Александровича я не стала. Накося выкуси, как говорится. Я весь май и июнь жила на мысли, что все закончится и мы напьемся вдрабадан и танцевать будем до утра.

На-ив-на-я.

Хватило нас до часа ночи и без громкой музыки, клуба и литров алкоголя, поэтому голова у меня болит исключительно от недосыпа и солнышка, что для утра слишком яркое.

А еще от детского визга.

Вот чего этим спиногрызам не спится в такую рань?! Зачем носиться, оглушая своими воплями и… ай!..

За-ра-за.

— Ой…

— Ян!!!

Отбрасывая с лица мокрую прядь волос, хватая ртом воздух и часто моргая, я смотрю на печальную рожицу и раскаянье в ангельских серых глазах. Печали слишком много, раскаянья еще больше, а тщетно скрываемого веселья просто по максимум.

Дилетант.

И паршивец, малолетний.

— Изви-и-и-ните, — водяной пистолет скромно задвигается за спину.

— Девушка, простите! — запыхавшаяся пожилая женщина, поправляя поехавший вбок пестрый тюрбан, подбегает быстрее, чем я успеваю ответить, и ребенка к себе разворачивает. — Я сколько раз тебе говорила не уходить с площадки, Ян?! Посмотри, что ты сделал!

— Я не специально! — детская рожица становится глубоко несчастной.

И я бы даже поверила, не делай такие же по десять раз на дню в его возрасте. Ладно, не только в его, сейчас тоже иногда прокатывает, когда рассказываешь о перепутанной тетраде, сломанном лифте или застрявшем в двери ключе, из-за которого я не пришла, опоздала, не принесла, не сделала.

Нужное подчеркнуть.

— Ничего страшного, — я кривлюсь в усмешке, — ледяной душ полезен для здоровья.

И совести Кирилла Александровича, к которой, кажется, я буду взывать одним своим видом. Может он поверит, что я так сильно рыдала от «в такую рань в такую даль», и забудет даже про долг, а?

Не слушая извинений и предложений помочь, я скрываюсь в подъезде. Время тикает, а пунктуальность — наше все, особенно после лекций по гистологии, на которые за минутное опоздание натурально не пускали и приходилось отрабатывать. В общем, приходить не то, что вовремя, а пораньше я научилась быстро.

И мне нужен последний этаж.

Нажав кнопку одиннадцатого, решаюсь повернуться к зеркалу, что незамедлительно и подло демонстрирует промокшую футболку, темные пятна на светлых джинсах и потекшую тушь.

Здравствуй, панда.

Не-е-ет, от моего вида Красавчик точно должен усовеститься.

Конечно.

Усовестился и засветился, стоя на пороге квартиры и оглядывая с головы до ног.

— Штерн, у тебя что, персональная туча над головой появилась? — вот тут надо мной смеются откровенно.

Как всегда и как над всеми.

— Нет, просто у вас дети прекрасные, — обхватив себя руками и дрожа, ибо в подъезде после улицы дубак, я цежу сквозь зубы и из лифта выхожу.

— У меня? — пропуская и закрывая дверь, Лавров переспрашивает озадаченно.

— У вас во дворе, — я поясняю и, прыгая на одной ноге, стягиваю кед.

А потом второй, и к Кириллу Александровичу разворачиваюсь.

— Вы меня зачем звали?

Остатки такта и вежливости с меня смыли пару минут назад, поэтому ближе к делу, Кирилл Александрович.

Чего надо?!

Потому что, подумав, я поняла, что вчера погорячилась.

Очень сильно погорячилась и ошиблась.