Няня поневоле

— Значит, в вагон-ресторан мы не пойдем, — уточняю я, больше всего на свете желая сбежать при первой возможности.

«Подожди, — останавливаю себя. — Что за шальные мысли? Куда ты пойдешь? Кому нужна? Потерпи немножко. Сергей найдет тебя где угодно! Если захочет, конечно…»

— Ну, какой вагон-ресторан? — с мягким укором замечает Шмелев. — Тебе сейчас нужны натуральные продукты. А в поезде готовят как для скотов. Я даже помыслить не могу, чтобы купить там что-то кроме хлеба. Да и то наверняка бездрожжевого нет. Кстати, — умело переводит разговор муж. Он как ни в чем не бывало продолжает лапать меня. Сломанной куклой сижу у него на коленях и уговариваю себя потерпеть. Сейчас не время качать права. Совсем не время. Позже, когда Шмелев ослабит контроль, сбегу при первой возможности. Будем ли мы вместе с Сергеем, или придется жить одной, война план покажет. Одно знаю точно: ни за какие коврижки не останусь женой Федора Ильича!

— Эта история с Жанной меня очень сильно взволновала. Да и твои родители сильно переживали. Представляю, каково тебе было, когда узнала о сестричке, — вздыхает он натужно. Проводит рукой по спине. — Но не волнуйся, Аполлинария. Я принял меры. Подключил кое-кого в Интерполе, малышечка. Морозова снова арестовали. Грозятся впаять большой срок.

— За что? — удивленно вскидываюсь я. — Его же только выпустили. Он, наверное, еще ничего не успел совершить.

— За этими людьми всегда что-то числится, — морщится Федор Ильич. Я особо не вникал, детка. Дал указание закрыть этого идиота. А твою сестру забрал из этой ужасной клиники. Жанне предстоит долгое лечение. Потом — восстанавливающая терапия. Как ее вообще мог отпустить отец ребенка? Какой-то глупый человек… подлец. Ладно, использовал ты тело женщины, родила она тебе сына. Там, кстати, яйцеклетки его покойной жены для ЭКО брали, а не Жанкины.

Замираю на месте, пытаясь осознать услышанное.

«Как же ты мог, Сережа! Почему позволил мне считать Марка своим племянником? Думал, буду плохо относиться? Не полюблю? Ладно, вначале. Может, у тебя, действительно, выбора не было. Ну, а потом? Почему даже намеком не дал понять, что моя сестра только выносила твоего сына? Не захотел. Не счел нужным сказать правду. Ты тоже манипулировал мною, как Федор Ильич, и радовался в душе моей наивности?»

Горький ком перекрывает горло. Стараюсь выровнять дыхание. Не получается. Шмелев мог и соврать, чтобы отвратить меня от Назарета. Но мне кажется, выдумать такую историю невозможно.

- Грубо выражаясь, твоя сестра сдала матку в аренду. Получив баблишко, понеслась к Морозову, — спокойно продолжает Федор Ильич. — А там пролактин зашкалил. Организм же не понимает, где материнство, а где бизнес. Ну и уголовник этот выгреб у Жанны все деньги и скрылся.

— Это точно? — ляпаю я, лишь бы что-то сказать. И неожиданно понимаю, что Шмелев прав. Никому я не нужна. Никто меня возвращать не намерен. И это я вообразила себе невесть какую вселенскую любовь. А Назарет, наверное, до сих пор любит покойную жену, раз захотел ее ребенка. Такие никогда не женятся. Хранят верность мертвой женщине, возведенной на пьедестал.

— Конечно! — возмущенно фыркает муж. — Жанна в Подмосковье сейчас проходит реабилитацию. Я лично звонил академику Лотошкину. Вернемся домой, обязательно навестим твою сестру. И она сама тебе все расскажет. Я и тестю с тещей обещал привезти тебя при первой возможности.

— А мои родители с сестрой? — изумляюсь я.

— Ну, а где им быть, малышечка? Я им квартиру снял около клиники. Они днем с Жанкой время проводят. А вечера вдвоем по-стариковски коротают.

— Спасибо, — шепчу, силясь не разреветься.

— Ну, мы же одна семья, Аполла, — усмехается Федор и, просунув руку под подол, отодвигает в сторону эластичное кружево. Его пальцы уверенно скользят к заветной цели. А голос от возбуждения становится хриплым. — Не трепыхайся. Будь послушной девочкой. Раздвинь, пожалуйста, ноги.

18

Линара

Поезд медленно ползет к неизвестной станции. И стук в дверь спасает меня от надоедливых ласк Шмелева. Забиться бы в угол. Стать невидимкой. Сбежать.

Меня спасает настойчивый стук.

— Папа, — настойчиво зовет Илья. — Можно тебя на минутку?

Федор Ильич раздраженно подскакивает с места. Резко открывает дверь и недовольно бурчит на сына.

— Чего тебе?

— Поговорить надо, — бросает негромко. Голос вроде бы спокойный, но чувствуется какая-то нервозность. Заглядывает в купе, пока муж обувается.

— Ненадолго заберу твоего благоверного, Полина. Не обижайся!