Ничего личного

Александр в притворном ужасе прикрыл лицо ладонью. В щель между пальцами было видно, как задорно Кэти подмигнула Виктории. Он отлично помнил тот альбом, особенно фотографии Виктории, вдохновенно сочиняющей очередной опус за заваленным бумагами столом между полупустой бутылкой виски и наполовину полной пепельницей. И еще множество желтоватых от времени снимков жизнерадостных молодых людей на фоне этого самого «Жоржа» или «Красного льва» или «Удара в спину».

— Вы были очень красивой, — стакан Кэти с тихим звоном встретился со стаканом Виктории.

— Ах, девочка, — мечтательно вздохнула старуха, — просто я была молодой. И знаешь, что самое странное?

— Что?

— Я до сих пор себя такой и чувствую. Просто зеркало со мной поссорилось и вот уже лет тридцать корчит мне отвратительные рожи. А, ладно, — она опрокинула в рот последние капли из своего стакана и требовательно уставилась на племянника: — Александр, пригласи меня танцевать.

В теткину ностальгию по молодости Гловер верил с трудом: она прекрасно себя чувствовала в любом возрасте. Скорее, в ее планы входило дать возможность Клейтону пообщаться с Кэти с глазу на глаз.

— Ну, старая сводня, — процедил он сквозь улыбающиеся губы, — я тебе это припомню.

— Да не дергайся ты, — Виктория безмятежно покачивалась в его объятиях на волнах «Angie» (46), — Тоби славный мальчик, и говорить с Кэти будет только по делу. У него большие планы на будущее, между прочим.

О планах Клейтона Гловер был осведомлен в достаточной мере, но при нынешнем раскладе политических сил очень сомневался в возможности их осуществить.

— Он тебе уже что-нибудь рассказал?

Тетка сокрушенно вздохнула:

— Нет, наш будущий Черчилль молчалив и сдержан, как мороженая треска.

— Уж не этим ли он тебя так заинтриговал?

— Возможно, — Виктория улыбнулась уголками губ. — Ты же знаешь, политики, они как дети. Если притихли, значит, что-то натворили или замышляют.

Нет, сердиться на нее было просто невозможно. Тем не менее, Клейтон должен был объясниться. Сплавив Викторию Микеланджело и подмигнув Леонардо, чтобы увел Кэти, Гловер вернулся к столу.

— Замечательная девушка, — Тобиас провожал глазами удаляющуюся фигурку девушки. — Дружище, ты сам-то понимаешь, как тебе повезло?

— Полегче, родной, — предупредил его Александр, — не забывай, что ты сам давно и прочно женат.

Клейтон и не возражал:

— Даже дважды. Сначала на моей Лоре, а затем на политике.

Гловер плеснул бурбона в два стакана и приготовился слушать, но оказалось, что сказать Клейтону, собственно, и нечего:

— Я в тупике.

— Ты все же попытался перебежать дорожку Мелвиллу? — Уточнил Александр.

Насколько он знал Тобиаса, тот умел быть по-настоящему упрямым, но до сих пор это только играло ему на руку. Сейчас ситуация изменилась, и Клейтон пребывал в растерянности. Гловер впервые видел его таким.

— Не могу понять, что происходит, — Тобиас цедил янтарную жидкость редкими долгими глотками, — у него везде все схвачено. Люди, которые еще год назад его в упор не видели, теперь вдруг решили, что лучшего мэра Лондону и не нужно. Он повсюду: в газетах, в соцсетях, на телевидении. Его даже комики высмеивают.

Гловер понимающе вздохнул: что ж, все признаки успеха были на лицо. Помнится, еще отец говаривал, что политик становится по-настоящему популярным, когда его портреты используют при игре в дартс. Теперь же они имели на руках очередной политический феномен: Борис Мелвилл, много лет прозябавший на задворках, выскочил из-под земли как черт из табакерки и теперь на всех парах пер к Сити-холлу (47).

— Вот как? Значит, наш Бориска встал на крыло?

Клейтон горько усмехнулся:

— Да уж, птеродактиль из него получился знатный. — Стакан с громким стуком опустился на столешницу, а Тобиас наклонился через стол и с неожиданной горячностью пробормотал: — Я все равно не сдамся. Буду сражаться до последнего. Александр, ты же сам знаешь, что бывает, когда к власти приходят сукины дети…

Можно было не заканчивать — собачья жизнь начинается у всех.

— Вот, значит, зачем ты пришел? Вербуешь в свои ряды журналистов?

Клейтон развел руки в стороны, признавая очевидное:

— Я уверен, что Мелвилл ведет грязную игру. Ты же знаешь правила: власть не берут, ее передают. А сейчас происходит что-то непонятное. Ты веришь, что Бориса выдвигают добровольно? Да я руку отдам, что лидеры партии поддерживают его вынужденно. Надеюсь, кто-нибудь из пишущей братии сможет что-то накопать на него.

Зная Мелвилла, Гловер готов был отдать и обе руки. Действительно, было интересно, почему партия тратит свои ресурсы на поддержку этого ничтожества, ведь два срока он точно не продержится?

— Думаешь, шантаж?

— На Бориску можно думать, что угодно, не ошибешься. А теперь улыбайся, наши дамы возвращаются.

Клейтон бросил пиджак на спинку стула и сделал шаг навстречу Кэти, однако, был вынужден подвинуться, почувствовав легкий тычок под ребра. Впрочем, как истинный политик, он быстро сориентировался и переключился на Викторию:

— Вы позволите?