Ничего личного, кроме боли

Мертвое место, без мамы мертвое. Чистая плита, кастрюли и сковородки в шкафах тоже чистые. Он уже давно ничего здесь не готовил. Уже привык даже есть не дома. Без нее здесь ничто не имело вкус. Даже кофе, который он страстно любил и который она запрещала ему пить натощак.

Мама, мама. Сейчас он сделает еще шаг, подойдет к плите и сварит пару яиц. Они ничем не пахнут. Ничем, что вызывает воспоминания.

Не вышло — зазвонил мобильный. Пришлось возвращаться.

Ольга. Этой-то что понадобилось в половине девятого утра в воскресенье? Что не спится со своим бойфрендом?

Он сбросил звонок, но она позвонила еще раз.

— Доброе утро. — Голос веселый, как ни в чем не бывало. — Не разбудила?

— Нет. Тебе-то что не спится?

— Я дежурила в ночь, забыл, начальник?

Точно, забыл. Проклятое снотворное. Нет, пора завязывать.

— Ничего не забыл. Просто и там можно поспать. Разве нет?

Это он напомнил, как она однажды проспала половину смены. И дальше бы спала, если бы он среди ночи не позвонил.

— Все-то ты помнишь! — фыркнула она беззлобно. — Хорошая память у тебя, Новиков. Да и сам ты…

— Оля, зачем звонишь? — перебил он.

Неожиданно подумал, что от звука ее голоса стало легче. Отступила противная тошнота, наверняка от снотворного. В квартире вроде уже не так пусто. Даже мелькнула шальная мысль пригласить ее после дежурства заехать. Отогнал: не по-мужски. Сама же потом упрекнет его в отсутствии мужской гордости. И надо же — она вдруг робко попросила разрешения приехать.

— Нет, — выпалил он. — Зачем?

Снова струсил. Испугался, что не сможет справиться с собой и она быстро затащит его в койку.

— Не волнуйся, соблазнять не стану. — Она усмехнулась. — Есть важный разговор.

Она приехала через сорок минут. Яркая, красивая. От нее замечательно пахло гелем для душа, и он мимоходом похвалил себя за то, что успел побриться. Шелковая синяя юбка в пол мягко зашелестела, когда она прошла в кухню. Короткая серая блузка с рукавами-крылышками. Изящные руки, аккуратные ступни.

— Прекрати меня рассматривать, Новиков. — С порога кухни она сразу двинулась к плите. — Кофе хочу, ты не против? Тебе сварить?

— Нет, не против. Да, сварить. — Сел на свое любимое место на углу стола, исподтишка продолжая ее рассматривать. — Не помню у тебя этой юбки.

— Подарок, — коротко ответила она. — Да-да, от того человека, которому ты, Новиков, меня без боя уступил.

Он промолчал. Если она явилась упрекать и выяснять отношения, то зря. Если хочет заставить его ревновать, тоже зря. Как бы хороша она ни была, вместе им не быть.

— Да не парься ты, Новиков. Упрекать я тебя не стану и вернуть не пытаюсь. — Нет, все-таки она его здорово чувствует. — Я не для того явилась к тебе с утра в воскресенье, чтобы застать врасплох. Дело есть. Погоди.

Он терпеливо ждал, пока сварится кофе. Позволил ей соорудить бутерброды с сыром.

— Не кашка, конечно, но лучше, чем ничего. Ты очень похудел в последнее время, Новиков. — Она присела к накрытому столу. — Давай, налегай.

Он послушно взял бутерброд, откусил. Вкус не почувствовал. Запил хлебный комок ее кофе. Ничего не изменилось: кофе она так и не научилась варить.

— Ладно, не привередничай, — подмигнула она. И сразу посерьезнела: — Одним словом, так, Игорек. Может, начнешь сейчас ругать за самоуправство, но я стянула у тебя со стола тот портрет, который ты всем показывал. Фоторобот преступника, который что-то уже натворил и может иметь отношение к убийству Софьи Станиславовны.

— Так это ты? А я, знаешь, думал, уборщица выбросила, — отозвался он без всякого выражения.

— Ага, посмела бы она! Тебя же все боятся. Ладно, сейчас не об этом. Я этот портрет стянула, размножила и отправила по отделениям.

— Зачем? — Он удивился.

— Подумала, что человек мог проходить курс лечения в нашей больнице. Не у нас в хирургии, а где-то еще. Допустим, увидел тебя случайно. Дальше не знаю — то ли ты ему на мозоль наступил, то ли без очереди в туалет не пустил. Словом, отправила портрет по отделениям.

— Глупо. Как глупо. — Он недовольно поморщился. — Тебе непременно нужно проявить инициативу, когда не просят. Вот и у стола ты такая же. Это не всегда хорошо, Оля.

— Ладно, пускай я иногда лезу не в свое дело. Но выстрелило, Новиков! Выстрелило! — Ее глаза азартно сверкнули. — Его узнали.

— Кого?

Горло перехватило — поди пойми, от волнения или от ее дрянного кофе.

— Человека на портрете узнала санитарка из офтальмологического отделения.

Оля взяла с тарелки третий бутерброд, откусила половину. Ее аппетиту можно позавидовать. Сам он не осилил и одного куска хлеба с сыром — еда застревала комом в горле.

— Са-ни-тар-ка, — повторил он по слогам. — Из офтальмологии. Никто не узнал, а она узнала. Сколько лет санитарке-то?

С персоналом была просто беда. Не хватало врачей, медицинских сестер, о санитарках вообще разговор особый. За каждую держались обеими руками, не дай бог уйдет. Кому охота за копейки делать самую грязную работу? На эти ставки шли в основном пенсионеры и студенты. Молодежь сливалась быстро, не выдерживала.

— Ой, вот при чем здесь ее возраст!.. Хорошо, ты прав, ей семьдесят.