Ничего личного, кроме боли

— Он вел неправильный образ жизни, — процедила Галя со злостью. — Пил, дебоширил. Пил с сомнительными личностями. Если бы его не порезали, сам отравился бы какой-нибудь дрянью.

— У него еще все впереди, — рассеянно заметила Вера Васильевна. Она снова принялась тыкать пальцами в кнопки телефона-раскладушки. — Вот подлечится, вернется и обопьется.

— Да хватит брехать-то. — Та, что перебирала фасоль, нагнулась, подхватила тазик, сделала шаг в сторону подъезда. — Не пил Гаврила последние два месяца. Новую жизнь на новом месте собирался начинать.

— Много ты знаешь! Не пил! — На лице Галины появилась завистливая гримаса. — Скажи: ты замечать не хотела, потому как глаз положила на причитающуюся ему жилплощадь. Обхаживала его, тарелки с супом таскала. Все уговаривала, чтобы дочку твою прописал. А зачем ему твоя толстозадая дочка, если у него сын есть?

— Сын? — Тазик с фасолью стукнул о скамейку. — Это который же? Который оставил его здесь загибаться и укатил в столицу за звонкой монетой? Которому Гаврила был не нужен?

— Так вернулся он. — Вера Васильевна неожиданно оторвалась от телефона. — Лешка вернулся.

— Когда?

Кажется, все трое, соседки и Денис, выпалили это одновременно. Уставились на нее — одна с ужасом, другая с неприязнью, а он с интересом.

— Так тем же вечером, когда порезали твоего хахаля, Аня. — Она улыбнулась в сторону дамы с фасолью. — Видела я его в магазине. Я ему: «Леша, Леша», а он сделал вид, что не узнает. Нырнул в дверь и пропал. Как обычно, в кепке своей дурацкой.

— А ты не обозналась? — с сомнением качнула головой Галина. — Похожих на Лешку много. А почему полиции ничего не сказала, Вера?

— Так сомневалась я. Сама говоришь, похожих много.

— Вот ты улитка, а! — снова громко возмутилась Анна и подперла тощие бока кулаками. — Нас здесь замордовали вопросами, а она видела Лешку и молчит! Может, он отца и порезал? Он все просил его прописать, все ныл, что ему жить негде. Квартиру материну продал, дом ее продал — отчиму рубля не дал. А теперь прописку требует. Он это, бабы, точно! Узнал, что дом скоро под снос, и явился. А Гаврила-то мне на него жаловался. Как же он его называл? Ох, памяти нет…

— Исчадие, — подсказала Галина. — Что да, то да, исчадие и есть. Я у них в восьмом классе биологию преподавала. Вот как на духу, боялась с ним взглядом встречаться. Дьявол, а не ребенок. Надменный, холодный, злой.

— После смерти матери вообще свихнулся, — поддакнула Анна, рассеянно загребая ладонью фасоль и просеивая ее между пальцами.

— Ой, вот откуда ты знаешь? Нехороший человек еще не значит сумасшедший, — не уступала Галина. — Со слов своего ухажера выводы сделала? Так он тебе наговорит. Ясное дело, пасынок не сын. А ты поддакиваешь. У тебя, конечно, цель — дочь прописать на его жилплощадь. Только опоздала ты, Аня, со своими расчетами. Я в управе узнавала: прописка в аварийное жилье прекращена.

Ой, какой поднялся шум. Упреки сыпались перекрестно. Досталось всем. Вспомнилось все. Рыжков слушал, не перебивал. Информация, хоть и скудная, но была. В какой-то момент он выбросил руку вверх и взмолился:

— Так, стоп, дамы. Вот с этого момента подробнее, пожалуйста.

Все застыли. Повисла тишина. Вера Васильевна потупилась, вытянула из кармана телефон и принялась тыкать пальцем в кнопки. Бывшая учительница Галина снова в свой журнал. Очки она, правда, забыла достать, так что вряд ли что-то сейчас могла прочесть. Анна подхватила тазик с фасолью и наладилась к подъездной двери.

— Всем оставаться на местах. — Денис потерял терпение. — В противном случае буду вынужден задержать вас до выяснения. Всех троих!

Снова тишина. Журнал захлопнулся. Телефон вернулся в карман. Тазик с фасолью стукнул о лавку. Три пары глаз уставились на него со страхом.

— Что случилось в этой семье много лет назад?

Молчание.

— Что за трагедия, поле которой Саврасых возненавидел своего пасынка?

— Я этого не говорила, — попыталась возразить Вера Васильевна, хотя говорила именно это. — Только сказала, что девчонка погибла из-за Лешки.

— Какая девчонка? — Денис почувствовал, как голова идет кругом.

— Дочь Саврасых. — Анна потеснила соседок и примостилась рядом на скамейке. — Они с женой сошлись, когда у нее уже Лешка был. А у него дочка. Овдовел он. Наташа хорошая была.

— Наташа — это?.. — перебил Денис.

— Наташа — его вторая жена. Лешкина мать.

— Так, жена, дочь, сын. Давайте по порядку, дамы.

Начиналась какая-то мелодрама, а вот этого он категорически не терпел. Денис поморщился, сцепил пальцы на затылке.

Хмель уходил, оставалось неприятное покалывание в висках. Хотелось пить и спать. Он прилетел в другой часовой пояс — и сразу работа. Они выпили коньяк почти без закуски. Сейчас желудок возмущенно урчал, требуя горячего. Пора было сворачиваться. Уходить, пока его не завалили тоннами сплетен вековой давности. Вызвать такси, где-нибудь перекусить и поспать хоть пару часов. А потом искать Новикова.