Ничего не говори

– Вы не могли бы сказать, по поводу чего именно? – спросил я.

– Честно говоря, нет.

– Может, вас пугает конфликт интересов? – попытался надавить я. – Или что-то в составе дела?

– Нет-нет.

– Боитесь внимания журналистов?

– В какой-то степени… У меня просто… плохое предчувствие… особенно после приговора Скаврону и звонка судьи Байерса… и еще… У нас ходят слухи, что этот козел на «Харлее» Майкл Джейкобс натравил на вас Нила Кизи. Это… это правда?

Отрицать было бессмысленно.

– Правда. Но я уже говорил вам, что Байерс, скорее всего, не даст меня в обиду. Так что не берите в голову.

– И все равно, у меня такое ощущение, что нам сейчас не стоит привлекать внимание к себе. Прежде чем браться за такое громкое дело, лучше подождать, пока уляжется шумиха вокруг Скаврона. Никто вас не упрекнет, если вы возьмете самоотвод. Вы всегда можете сказать, что не разбираетесь в вопросах науки и считаете, что другой судья справится лучше. На понедельник назначена досудебная встреча, и самое время отказаться сейчас, пока мы еще зашли не слишком далеко.

Я откинулся в кресле и внимательно на него посмотрел. Просьба звучала странно. Секретари не просят судей взять самоотвод просто потому, что шумиха вокруг процесса внушает им смутные сомнения.

Он поднял на меня взгляд своих голубых глаз.

– Пожалуйста. Для меня это было бы очень важно.

– Хорошо, я подумаю, – соврал я.

– Спасибо! Я так вам благодарен.

Когда Джереми встал со стула, я улыбнулся ему, вновь ощущая в душе пустоту. За все четыре года, что мы с ним вместе работали, я ни разу не усомнился в его преданности, а сейчас не мог ни удовлетворить его просьбу, ни даже честно рассказать почему.

После его ухода я сел за компьютер и написал письмо, сообщив, что я очень ценю наши рабочие отношения, но при этом не считаю возможным уклониться от исполнения своего служебного долга. И поставил время отправки письма: завтра утром в 8.37.

Так, по крайней мере, будет казаться, что я обдумал его предложение.

Полчаса спустя в дверь опять постучали. На этот раз я узнал Джоан Смит.

Миссис Смит была педантична и никогда не носила блузок, которые нельзя было бы застегнуть на все пуговицы. Муж ушел от нее много лет назад, еще до того, как мы стали работать вместе, а дети выросли и разъехались по разным городам. Если я спрашивал Джоан, как прошли выходные, она пересказывала содержание проповеди пастора. А если была в хорошем настроении, мурлыкала под нос псалом, который исполнял в воскресенье приходской хор.

Моим помощником она стала в день, когда я принял присягу, но с тех пор, несмотря на мои многочисленные просьбы, еще ни разу не назвала меня по имени. Наверное, она считала, что мое имя и есть Мистер. В конце концов я отказался от попыток склонить ее к менее формальному обращению, но нашел способ сравнять счет: если я должен был быть «мистером Сэмпсоном», то она пусть навечно останется «миссис Смит».

Поэтому в ответ на ее стук я сказал:

– Входите, миссис Смит.

– Я просто хотела сообщить, что в деле Пальграффа появился новый документ, – сказала она, – срочное ходатайство истца о вынесении предварительного судебного запрета.

Меня словно ударило током, стоило ей произнести имя Пальграфф, но я постарался не выдать охватившей меня тревоги и сказал:

– Спасибо.

– Мне его распечатать?

– Не стоит, я прочту с экрана. Но все равно спасибо.

Не говоря ни слова, она вышла и закрыла за собой дверь.

Поскольку ходатайство было срочным, я должен был ответить на него в течение нескольких часов. Моим первым побуждением было позвонить Джереми, потому что я всегда консультировался с ним по вопросам такого рода, но в этот раз у меня такой возможности не было. Для него это станет еще одним доводом в пользу того, чтобы спихнуть дело на другого судью.

Мне предстояло самому решить, как новое прошение вписывается в общую картину и как характеризует стратегию, которой намеревался придерживаться истец.

Момент для этого был выбран необычный. Хеманс мог ходатайствовать о вынесении предварительного судебного запрета еще когда подал иск.

Вместо этого он предпочел ждать. Возможно, это была попытка подтолкнуть противную сторону к заключению мировой. Сначала он подает иск. Потом сливает информацию в газеты. И вот собирается выпустить очередную стрелу: ходатайство о вынесении судебного запрета. Если оно будет удовлетворено, биржевые котировки акций компании упадут еще ниже, и Барнаби Робертс окажется на мушке у акционеров.

Все этого говорило о том, что Хеманс, вероятно, не имеет к похищению никакого отношения. Зачем пытаться силой вынудить противника пойти на сделку, если судья и без того готов плясать под твою дудку?

Чего я не мог понять, так это почему «АпотеГен» до сих пор не уладил спор в досудебном порядке. Почему просто не сунуть Денни Пальграффу пятьдесят миллионов баксов и покончить с этим? Ведь если по правде, то для корпорации, входящей в список ста богатейших компаний мира, пятьдесят миллионов долларов – это сумма ежеквартальных расходов, о которой к Рождеству уже никто не вспомнит.