Но на сделку они так и не пошли. Вполне возможно, потому, что некоторые представители «АпотеГен» твердо знали – судья полностью в их власти.
Просмотрев документ, я понял, что Барнаби Робертс, сам того не желая, сыграл на стороне Хеманса. Одно из требований содержало в себе выдержку из цитаты, приведенной в «Джорнал»: «Мы не допустим, чтобы измышления одного-единственного человека помешали появлению на рынке препарата, способного спасти огромное количество человеческих жизней».
Она и легла в основу срочного ходатайства о вынесении запрета: ответчик, по его собственному признанию, и дальше намеревался нарушать авторские права истца.
Удовлетворив его, судья дал бы понять, что истец имеет шансы на успех. Эдакий незаметный кивок в его сторону, знак того, что претензии обоснованы.
Я уже собрался было просмотреть все документы по делу и всерьез оценить обстоятельства дела, но остановился. Да, у меня есть долг перед правосудием.
Но в первую очередь долг перед своей семьей.
Мне меньше всего хотелось удовлетворять ходатайство. Я не знал, в руках какой стороны находится Эмма, и мне оставалось только предположить, что это подтолкнет «АпотеГен» к урегулированию спора в досудебном порядке. А мировая поставит судью – а следовательно, и его ребенка – в двусмысленное положение.
Взвешивать «за» и «против» дальше не было смысла, поэтому я недрогнувшей рукой принялся писать отказ в удовлетворении ходатайства Роланда Хеманса.
И уже почти закончил, когда зажужжал телефон. Тот самый 900-й номер:
Глава 21
Младший брат на несколько часов застрял на 28-м уровне, а теперь, прорвавшись на 29-й, самозабвенно мочил нового врага.
После обеда на кухню пришел старший, упер руки в бока и недовольно уставился на брата.
– Что-то стало слишком тихо, – сказал он.
– Спит, наверное, – пробормотал младший.
– И давно затихла?
– Где-то час назад, – солгал он, потому что прошло уже несколько часов, – поплакала немного и угомонилась.
Старший брат бросил взгляд на дверь комнаты, в которой держали девочку.
– Надо бы посмотреть.
Ни один из них не двинулся с места.
Наконец старший брат, качая головой, подошел к спальне, открыл замок, который переставили на другую сторону – его задача заключалась не в том, чтобы преграждать доступ в комнату, а чтобы никого из нее не выпускать, – и распахнул дверь.
Внутри, как обычно, было темно. Девочки нигде не было видно. Он знал, что убежать она не могла – выйти можно было только через дверь, которую держали на замке, или через окно, которое наглухо замазали краской. Открыть его было невозможно, к тому же сразу срабатывала сигнализация.
Потом до его слуха донесся какой-то шум – что-то вроде негромкого хрипа источник которого находился по ту сторону кровати.
Старший брат включил на телефоне фонарик и в три размашистых шага пересек комнату. Девочка лежала на полу. Лицо ее покрылось красными пятнами. Глаза опухли и почти не открывались.
Он позвал младшего, который подошел и с глупым видом уставился на нее.
– Что ты с ней сделал? – спросил старший.
– Ничего. Может, из-за этого? – сказал он, показывая на сэндвич с арахисовым маслом на комоде.
Тот лежал нетронутым, но с оторванными от хлеба корочками.
– Наверное, у нее аллергия, – добавил младший, хотя и так все было ясно.
Старший склонился над девочкой и прислушался к ее прерывистому дыханию.
– Ей нужен доктор, – сказал младший.
– Исключено.
– Но если…
– Если выживет, то выживет.
– А если умрет?
– Это ничего не изменит. У нас все равно будут доказательства, что она жива.
Увидев, что младший брат не понял, старший добавил:
– У трупа тоже можно отрезать пальцы.
Глава 22
Мне и без того было трудно сосредоточиться, а последнее требование сбило меня с толку еще больше. Кто бы ни похитил мою дочь, они уже знали, что окончательное решение будет вынесено в их пользу. Кому тогда нужен этот запрет? Зачем добиваться контроля над промежуточными процедурами, ведь можно просто дождаться приговора Маркмена?
Печатая новое постановление, я не чувствовал на плечах своей головы. До того момента, когда нужно было огласить решение, оставалось еще около часа, поэтому я, желая заняться чем-то более реальным, чем игра в правовой пинг-понг с самим собой, позвонил Элисон.
– Алло, – произнесла она сдержанно, из чего я сделал вывод, что она не дома.
– Привет, я просто позвонил узнать, как дела. Все нормально?
– Все хорошо, – ответила она и поспешила исправиться: – ну… ты сам знаешь.
– Да, знаю.
– Мы сейчас в зоопарке.
– Как Сэмми?
– В порядке, – сказала жена.
– Вот и хорошо. Я могу с ним поговорить пару минут?
– Да, конечно, только я не знаю, где он.
– Что это зна…
– Нет, все нормально, – быстро успокоила меня она, – с ним Дженни и Карен. А я в кафе у входа, решила выпить кофе.
– А, ну хорошо. Извини.
– Ничего страшного, не бери в голову.
– Ты можешь говорить свободно?
– Могу. А что случилось?