Женщины сидят за прибранным столом на кухне, и уже очень поздно, и где-то в квартире крепко спит Никита, а мать и его сотрудница ведут неспешную беседу. И для обеих этот разговор очень важен.
У Анны не сложились доверительные отношения с собственной матерью. Для ее матери всегда была важна внешняя сторона отношений, четкое распределение ролей в семье, постоянное соблюдение субординации. Внешне все и правда смотрелось идеально, но на самом деле Анна никогда не могла не то что поделиться с матерью своими мыслями, но и просто поговорить или спросить совета. Вся их жизнь была парадной, напоказ. Их семья считалась идеальной, и Анна приняла правила этой игры в ненастоящее. Сначала она думала, что так у всех. Со временем, когда пришло понимание того, как обстоят дела, она не пробовала ни бунтовать, ни что-то менять, здраво рассудив, что изменить в данном раскладе ничего нельзя, сложилось как сложилось. Она жила в родительской квартире, но жила как будто совсем одна. Отец все время проводил на работе, занимаясь своим небольшим бизнесом, а мать дни напролет ездила по каким-то своим делам — то в магазины, то в салоны, а то они с отцом уезжали путешествовать. Дочь в этом уравнении была лишней — мать полагала, что дети не должны мешать родителям жить своей жизнью.
И хотя такой расклад стал привычным для них всех, но иногда Ане хотелось просто поговорить с кем-то, кто поймет ее, проявит участие, да хотя бы просто выслушает. Или поехать куда-то вместе с родителями, увидеть какие-то другие страны, потому что она никогда нигде не была… Но больше все-таки ей не хватало внимания, она выросла очень одинокой, потому что мать никогда не слушала, ее раздражала необходимость слушать то, что ей было не интересно. Ее зацикленность на собственной жизни, на собственных впечатлениях и переживаниях не оставляли места никому. Аня иногда думала, зачем отец терпит рядом такую женщину, но со временем поняла, что отцу тоже важно его личное пространство, а мать слишком мало его стесняет.
Дочь в этом раскладе вообще была лишней. Она была просто частью реквизита, обязательного для картины идеальной семьи.
А потому Аня очень рано научилась справляться со своей жизнью самостоятельно. Ей покупали вещи, ей дали образование, но все это просто потому, что так было нужно, так родители понимали свой долг, но не более того. Но у нее были свои друзья, своя жизнь, о которой родители ничего не знали, да и знать не хотели. Она обустроила собственную жизнь так, как ей самой хотелось, и очень дорожила теми немногими людьми, которых считала близкими. Игорь Недзвецкий был именно таким человеком, близким другом, и сегодня его не стало. Она еще не до конца осознала потерю, но ощущение непоправимости беды было пугающим.
И сегодня, сидя в машине Никиты, Аня в ужасе думала, каково ей будет в пустой квартире с этими мыслями, а утром надо проснуться и идти к родителям Игоря. И это кошмар, потому что их горе выльется на нее, но ей хватает собственного. И так бы оно и произошло, но мать Никиты рассудила по-другому. И теперь они сидят в кухне, за окном тихо колышется ночь, а они неспешно беседуют. И Аня замирает от одной мысли, что она дома у Никиты и что он спит здесь же.
И Анастасия Петровна смотрит на нее участливо, сейчас Ане кажется, что она уже была здесь, что она своя в этом доме, и это ощущение тепла такое новое для нее, и ей хочется, чтобы ночь длилась и длилась, но она понимает, что пора бы и честь знать.
— Сейчас спать ложись, Анечка, а там утро вечера мудренее. — Анастасия Петровна погладила руку девушки. — Случилось, конечно, непоправимое, и так ужасно… кому это могло понадобиться, я представить не могу. Но ничего уже не исправить, что ж теперь угрызаться. А похороны — дело такое, не хочешь — не ходи, какая разница, кто там что подумает. Мы вообще слишком большое значение придаем чужому о нас мнению, а это неправильно. Никто не может абсолютно точно знать, как у тебя обстоят дела или что ты чувствуешь, кроме тебя самой. Так зачем же переживать, что о тебе подумают какие-то люди? Ведь они просто посудачат и через пять минут забудут, а жить-то тебе! Жизнь твою за тебя никто не проживет.
— Не все пересуды заканчиваются через пять минут… — возражает Анна.
Вот уж поистине, слово не воробей, вспорхнуло — и лови его, а толку. Анастасия Петровна поняла, о чем речь, моментально.
— Ты давно знаешь?
Ане так неловко, и чувствует она себя абсолютной негодяйкой, но исправить ничего нельзя.
— Давно… — Аня с мольбой смотрит на Анастасию Петровну. — Я не верю ни единому слову этой дряни, и никто из наших не верит. Это если совсем уж посторонние, а мы работаем вместе, изо дня в день, и успели понять, что к чему. Никита Григорьевич никогда в жизни не стал бы… не такой он человек.
— Не такой. — Анастасия Петровна вздохнула. — А вот, поди ж ты, повстречалась на пути эта мерзавка. Мало того что обобрала до нитки, так ведь хуже того: ославила на весь мир! Даже друзья Никиткины и те отреклись, хотя знали его много лет.
— Значит, такие были друзья, и жалеть о них не стоит.