Ничего не возьму с собой

— Ты права, конечно же. Но там, понимаешь, была вся его жизнь. Работа, которую он любил, город, в котором он чувствовал себя на месте. Впервые за всю жизнь он жил на одном и том же месте несколько лет, а не кочевал вслед за нами… Ну, что теперь толковать, так вышло. Но ему тяжело, и я это вижу, но помочь ничем не могу, вот что самое ужасное. Видеть, как обошлись с твоим ребенком, и не иметь возможности что-то исправить. И пусть это уже взрослый ребенок, для меня-то он все равно маленький. Был бы жив отец, всего этого не случилось бы ни за что.

— Он умер?

— Да, скоро четыре года, как не стало. — Анастасия Петровна вздохнула. — Всю жизнь из одного гарнизона в другой, всю жизнь на чемоданах. Никите тоже досталось, всего раз удалось начать и закончить учебный год в одной и той же школе. А потом, когда папа наш получил должность в штабе армии, переехали в столицу. И только жить начали — на тебе, Гриша умер. И не болел ничем, а вот умер же. Говорили — сердце, но он никогда на сердце не жаловался. И с того времени все рассыпалось, пошло наперекосяк. Девочка эта, Габриэлла… Я, конечно, ничего Никите не говорила, но мне она не понравилась буквально сразу. Я корила себя, ведь ничего плохого, ничего явного, в чем я могла бы ее упрекнуть, не было, а вот не нравилась она мне, и все. Я сама над собой, бывало, смеялась — получилась из меня хрестоматийная свекровь, кто бы мог подумать! Я всегда считала, что жену своего сына приму как родную дочь, но тут не получилось. И я себя винила, стыдила, а ничего с собой поделать не могла. Вот просто не нравилась мне эта девочка, не знаю даже почему. А тут мама приболела, и я обрадовалась возможности уехать. Думала — пусть молодые вместе поживут, ну что я там с ними… а тут все-таки мама, и старые друзья, и давняя подруга заведует детской библиотекой, на работу меня позвала. В общем, я как-то наладила здесь свою жизнь, хоть и скучала без Никитки. Мы ведь всегда вместе были, уж сколько раз мама говорила: каждый год в новом городе, привезите ко мне ребенка, пусть он на одном месте живет. А я представить себе не могла: как это отдам его, даже если и маме? И что тогда мне делать в чужом городе, среди чужих людей? Муж на службе сутками, а я же на что тогда? Эгоизм, конечно. Так и кочевал с нами Никита по всей стране. Но жить можно где угодно, потому что мой дом там, где моя семья, а тут пришлось уехать, но я думала, так лучше будет. А потом мамы не стало — тяжело, конечно, а тем не менее, как ни крути, а это жизнь так устроена, родители уходят, мы остаемся, потом и мы уйдем в свой черед, тут ведь важно, чтоб не наоборот, не приведи, господи, нет ничего страшнее, чем дитя свое схоронить и остаться дальше небо коптить зачем-то. И Никитка звал меня обратно, а я не поехала, а сейчас думаю: вот если б поехала, то глядишь, и не вышло бы у негодяйки такое сотворить. А так что ж, они там только вдвоем жили, свидетелей никаких, вот и сочинила она, что сама захотела.

— Она бы так и так это сделала, раз уж решила, еще бы и вас приплела. — Аня задумалась. — Нет, она это давно спланировала, может даже, что и с самого начала. Аферистка она! И на месте Никиты Григорьевича я бы в полицию пошла, а он…

— Сдался? — Анастасия Петровна горько улыбнулась. — Ты права, сдался. В библиотеку кто-то позвонил, все это рассказал, и я тогда в больницу попала. А Никитку тогда же с работы уволили, и какие-то люди звонили с угрозами, проклятиями. Как бы он доказал, что все это клевета? И только тут, в Александровске, нашлись люди, которые поверили ему и помогли встать на ноги. И я буду за них Бога молить, сколько живу на свете, потому что без них мой сын пропал бы. Так оно и задумывалось, похоже. Ну, теперь толковать нечего, все уже случилось. Ладно, Анюта, пора спать, засиделись мы с тобой. Только мне ведь об этом и поговорить было не с кем, вот с тобой душу отвела. Я перед Никиткой ни-ни, обязательно делаю вид, что все хорошо, так привыкла смолоду — что бы ни случилось, я должна держаться ради него. Так нужно, чтобы ребенка не нервировать. Гриша был человек крутого нрава, но он знал это и умел сдерживаться. Никогда не было так, чтоб он срывался на крик, ни в семье, ни на службе, что бы ни произошло, выдержка у него была железная, вот и я взяла себе за правило держаться, что бы ни случилось. И держусь…

…но иногда нужно с кем-то поговорить. Это Аня понимает, как никто. Потому что, когда носишь маску, она в какой-то момент прирастает намертво, но на душу маску не наденешь, и то, что внутри, не находя выхода, начинает сгорать, и сгорает часто вместе с самой жизнью.

И потому они сидят на этой кухне вдвоем, далеко за полночь, две женщины — такие разные и по возрасту, и по жизненному опыту, и говорят, говорят, и ощущение такое, словно встретились после долгой разлуки, а не познакомились несколько часов назад… а где-то в квартире спит и даже не подозревает о происходящем мужчина, нужный каждой из них, пусть каждой — по-своему.

— Ань… — Анастасия Петровна снова тронула руку девушки. — Ты Никитку не отпускай, пожалуйста.