Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания

ДОМИЦИАН. Он. Он. Потому что Луций показался ему начальством. Если хочешь, его измена была доказательством его благонамеренности, его предательство – залог его верности мне. Разумеется, только покуда я император, но если я перестану им быть, то, сам посуди, на что мне Сервилий? Ну что же, ясно тебе теперь?

ДИОН (рассеянно). Еще бы не ясно.

ДОМИЦИАН. Наконец ты задумался. Думать надо было раньше.

ДИОН. Думать, цезарь, всегда полезно. А сейчас я думаю, как правнуки будут смеяться. Просто покатываться со смеху они будут. «Ну и мир это был, – скажут они, – поразительный, непостижимый мир!»

ДОМИЦИАН. Больше всего они будут смеяться над тем, что говорил ты это – мне.

ДИОН. «И подумать! – скажут они еще. – Все это было на девяностом году нашей эры!»

ДОМИЦИАН. Заладил! Ну и унылый ты тип, прости тебя Боже. И надоел же ты всем с этой «нашей эрой»! Слишком много придаешь ты значения словам, вся беда твоя именно в этом. Чтобы быть великим, нужно больше рассудка.

ДИОН (качая головой). Как можно меньше, Домициан!

ДОМИЦИАН. Так или иначе, не состоялось наше содружество. Грустно мне, приятель, а не сошлись мы характерами. Надеюсь, ты сам это понял…

ДИОН. Вполне.

Домициан хлопает в ладоши. Зал наполняется людьми.

ДОМИЦИАН. Хочу объявить вам, лояльные вы мои, печальную новость. Друг наш Дион по собственной воле покидает Рим. Этакая нелепость – вреден наш климат для его здоровья. А здоровье, как говорится, прежде всего. Ни к чему тебе денежки, почет, ни даже, стыдно сказать, утехи любви, если нет у тебя здоровья.

ДИОН. Прощай, цезарь.

Домициан молча ему кивает.

МЕССАЛИНА. Ну и слава богу, цезарь прав, вдали от Рима ты всегда чувствуешь себя лучше.

Гости смеются.

И нечего гоготать, это сущая правда. Может, для вас он трибун, громовержец, бич пороков, а для меня – пожилой человек со многими хворями, за которыми нужно следить и следить, чтоб он, не дай боже, не занемог. И надо ему настоем из трав растирать на ночь ключицы, и пускать иной раз кровь, и выгонять желчь. А лучше меня с этим никто не справится. Идем, Дион.

ДИОН. Идем, Месса. (Глядя на Лоллию.) Рим не стоит тебя.

Лоллия отворачивается.

(Он тихо произносит.) Сколько глупцов она еще погубит, и – боже мой! – как я завидую им!

Гости стараются его не замечать. Только Сервилий с веселой улыбкой напутственно машет рукой.

КЛОДИЙ (тихо, так, чтобы слышал один Дион). Выздоравливай, друг.

ДИОН (усмехнувшись). Ты добр, Клодий, ты очень добр. (Смотрит на Бибула, замершего в дверях.) Прощай, Бибул. Сдается мне, не ходить тебе в центурионах.

БИБУЛ. Мне что? Я – солдат… Вот младшего жаль… Того, что учится у кифариста. Говорят, у мальчишки большие способности.

ДИОН. Тогда он не пропадет.

ДОМИЦИАН. Музыки!

Звучит музыка. Бледный юноша, неотступно следивший за Дионом, приближается к нему.

ЮНОША. Я с вами, учитель.

ДИОН. Фу, как ты ко мне обращаешься? Словно мы с тобой трагические герои. Мы персонажи римской комедии, сынок, только и всего.

ЮНОША. Я не шучу, учитель. Я с вами. Пусть трусы отворачиваются, я считаю за честь стоять рядом. Признаюсь, я тоже пишу сатиры, уж очень мне хочется улучшить мир.

ДИОН. Ты славный парнишка, как твое имя?

ЮНОША. Децим Юний Ювенал.

ДИОН (мягко треплет его волосы). В добрый путь, мальчик! Ничего они с нами не сделают.

Звучит музыка. Гости танцуют. Весело глядя вокруг, Дион, сопровождаемый женой и Ювеналом, идет к выходу.

Занавес.

1964

Медная бабушка

Диалоги

Действующие лица

Александр Сергеевич Пушкин.

Петр Андреевич Вяземский.

Василий Андреевич Жуковский.

Сергей Александрович Соболевский.

Дарья Федоровна Фикельмон.

Лев Сергеевич Пушкин.

Николай Павлович – император.

Александр Христофорович Бенкендорф.

Софья Николаевна Карамзина.

Абас-Кули-Ага.

Карл Петрович Рейхман.

Иван Филиппович.

Кавалергард.

Господин с удивленным лицом.

Жизнерадостный Господин.

Никита.

Время действия: май – август 1834 года.

Часть первая

1

10 мая 1834 года

Петербург. Кабинет в доме Оливье на Пантелеймоновской. Большое окно. Некоторое запустение, гардины сняты. В глубине комнаты в кресле дремлет Соболевский. На столе – забавная кукла, изображающая обезьяну. За столом – Пушкин. Перед ним сидит Рейхман. Опрятный полный господин.