Ничего особенного (СИ)

Витька Татаринов практически с первого медосмотра влюбился в Лену. Девушке парень тоже понравился. Это был крепыш невысокого роста, с черным стриженым ежиком на голове и смуглой кожей, выдававшей его нерусское происхождение. Характер у него был чугунный, как упрется, с места не сдвинешь и вспыльчивый. Если что не по его, может зарядить в переносицу. Витька давно жил отдельно от родителей, самостоятельно, как и Глеб, не в пример другим мальчишкам, которых вырвали из домашней обстановки. Учиться он не любил, дотянул кое-как девять классов, не лежала его свободная натура к дисциплине. После школы пошел работать на стройку. Там намаялся, наносился тяжестей, рано повзрослел. Связался с местной шпаной, подворовывал. Неоднократно был избит до полуобморочного состояния. Пошел в боксерский клуб, научился отпор давать. Рука у Витьки тяжелая, а удар резкий и сильный. Кому перепадало — валился с ног. Так что, даже старослужащие обходили его стороной, сильно не зажимали, зная его взрывной характер.

Перед самым дембелем Лося случилось несчастье. В тот день Лена не вышла на работу. Витька, как раз приготовил ей подарок. Ночью оборвал клумбу с розами возле штаба. Узнав у начмеда Харитонова, что Лена приболела, Витька сильно расстроился, ушел в дальний угол расположения части за здание клуба и сел курить. Кто-то из солдат сдал его сержанту. Тот в сопровождении ефрейтора Мишкина обнаружил Витьку и, объявив ему наряд вне очереди, приказал срочно отправляться на кухню чистить картошку. Витька нехотя встал, собираясь идти по указанному адресу. Все закончилось бы благополучно, если бы Лось, обиженный на Лену, за то, что она его отшила, не произнес роковые слова:

— Что переживаешь, солдат? Было бы из-за кого! Таких блондинок на воле ведро за пятак в базарный день!

Витька неожиданно размахнулся и молниеносным ударом сбил сержанта с ног. Тот упал, ударившись виском о бордюр, и умер.

Так жизнь Татарина круто изменилась. Однако, тюрьма его не сломила, а наоборот закалила, как булатный меч. Через двенадцать лет вышел он на волю криминальным авторитетом. И хотя пути-дороги армейских друзей разошлись в разные стороны, Глеб знал, что Татарин — единственный человек, который всегда поможет ему, чтобы с ним не случилось.

Еще потому, как шарахнулся официант на кухню, и как смолкли голоса в ресторане, Глеб понял, что вошел Татарин. Глеб обернулся, привстал и приветственно помахал ему рукой. Татарин в сопровождении двух молодцов подошел к столику Глеба, протянул ему крепкую сухую ладонь и, поздоровавшись, присел напротив Глеба. Бойцы отошли к одной из четырех колонн, которые делили зал на две половины, и встали, поглядывая по сторонам.

— Пить будешь? — спросил Глеб, беря в руки бутылку коньяка.

— Нет. Выкладывай, зачем звал? — начал Татарин, холодно глядя в глаза Глебу.

— Дело есть, — ответил Глеб. Ему стало немного не по себе. Но отступать было некуда. — Если мне и моей жене понадобятся новые паспорта, ты сможешь помочь?

— Удивил, братишка, — улыбнулся Виктор. — Ты что, скрываться собираешься? Ладно, можешь не отвечать. Скажешь, когда надо будет — сделаю. Больше ничего не нужно? Может поговорить с кем-нибудь по-хорошему? Что-то ты, фраерок, выглядишь неважно.

— Нет, спасибо, Виктор, ничего больше не надо. Да и паспорта, надеюсь, не понадобятся. Я так, на всякий случай, хотел узнать. Прости, что потревожил.

— Ничего, бывай! — Татарин встал. Его бойцы ринулись к нему. Как только он вышел, зал загудел, музыка заиграла, официанты зашоркались от столика к столику. Глеб рассчитался за откупоренную, но так и не начатую бутылку коньяка, и вышел.

***

Через несколько дней позвонил Леонид и сообщил, что он подал заявление в суд на установление отцовства и на последующее усыновление Шурика. Вера была рада и не рада. С одной стороны, хорошо, что Шурик останется в России, но, с другой, позволят ли Ленчик и Виолетта хотя бы видеться с ребенком, не то, что, как говорил Глеб, отдать на воспитание.

О претензиях Леонида на ребенка вскоре стало известно всем заинтересованным лицам. Родственники Каримова были в ужасе. Они не верили, что Мария могла нагулять ребенка на стороне. Решение дела о передаче Шурика кому-то из родственников откладывалось до результатов теста на отцовство Леонида Бирковского.

Глеб не стал говорить Вере о своей встрече с Татарином, не хотел лишний раз расстраивать. Но сам постоянно думал о том, как, если Бирковские не отдадут им ребенка, выкрасть Шурика и в тот же день, незамеченными улететь на Камчатку. После встречи с Виктором Глеб успокоился насчет поддельных документов. Если Татарин обещал, значит, есть у него концы — сделает. Глеб понимал, что все, что он задумал — безумие, но быть в глазах любимой женщины слабаком, неспособным сделать ее счастливой, он не мог.

Татьяна Васильевна, видя, что Вера мысленно опять где-то витает, подошла к ней и сказала:

— Иди-ка ты, Верочка, погуляй с Катей. Нонна Павловна окна у себя моет, а мне что-то нездоровиться.