Ничего святого

30 декабря – в воскресенье – я поехал на Преображенскую площадь, где находился рок-магазин «Хобгоблин», там я решил купить для всех подарки к Новому году. Для Коляна я купил нашивку KORN, – я знал, что он не слушает эту группу, но на ней было стёбно вышито слово KOЛЯN. Для Шрека я купил 6 наборов клёпок по 25 штук, – он любил украшать ими свою одежду. Ленор и Луис я взял по набору крутых английских булавок – всё-таки они были девочки. Димке я решил подарить две пары красных шнурков: его шнурки изорвались в нескольких местах, и в итоге его шнуровка представляла узловатое сооружение, заставлявшее владельца всякий раз материться, когда ему нужно снимать ботинки. А Илюхе я купил большой чёрный флаг с красной буквой А, стремительно рвущейся из круга, превозмогая преграды. Я долго ходил по магазину, размышляя, что бы такое подарить Насте. Я хотел, чтобы это был особенный подарок, но при этом не хотел вызвать вопросов у окружающих. Но мне так и не пришло в голову ничего дельного. Я думал было заехать в книжный и купить ей какую-нибудь книгу, но она была такой начитанной, такой образованной, что я ума не мог приложить: что же она могла ещё не читать. В итоге, уже собравшись уходить из «Хобгоблина», я заметил стальной браслет в виде колючей проволоки. В нём было какое-то грубое изящество, агрессивное очарование, которое очень вязалось с внешним обликом Насти. И, несмотря на то, что этот браслет стоил больше, чем все остальные подарки, вместе взятые (а стоил он 1500 рублей), я, не задумываясь, купил его. Продавец объяснил мне, что сталь посеребрённая, и это меня очень обрадовало.

Собрав все подарки, я вернулся на Светлогорский проезд и провёл остаток дня в предвкушении грядущего праздника. Я специально лёг уже под утро, чтобы поспать до середины дня и быть бодрым всю ночь, которая предвещала бурный кутёж.

Человек – существо коллективное. Он приходит в этот мир, чтобы развиваться через взаимодействие с другими людьми. И любое взаимодействие есть благо для него с точки зрения высшей мудрости, однако она не всегда открыта самому человеку, и оттого иные взаимодействия вводят его в уныние.

Для всестороннего развития человек должен общаться не только с добрыми людьми, но и со злыми, не только с вежливыми, но и с грубыми, не только с чистыми, но и с грязными, с друзьями и врагами, теми, кто его любит, и теми, кто его ненавидит.

Познать презрение к себе порой не менее важно, чем познать восхищение. И всё же любой человек стремится к гармонии, ищет её, и поиск этот порой занимает не одну жизнь.

Гармония не означает покой и умиротворение. Гармония – есть тождественность состояния души и окружающей действительности. Гармония отшельников – в аскетичном изгнании, гармония верующих – в молитве, гармония берсерков – на поле брани.

Как же часто люди пытаются насадить другим собственное понятие гармонии, тщетно прельщая окружающих тем, что им отнюдь не близко. Это деспотичное принуждение к радости встречается сплошь и рядом.

Гармония панков заключалась в протесте против норм общества, проявлявшемся через мелкие хулиганства, вандализм, курение и распитие спиртных напитков.

И самое интересное, что эти действия всегда несли групповой характер. Никому из нас и в голову не пришло бы переворачивать мусорки или писать о своей независимости на стенах в чужом подъезде: если бы эти эмоции не с кем было разделить, они были бы бессмысленными. По большому счёту, мы не верили в собственную свободу, никто из нас не чувствовал себя по-настоящему крутым, и эти крутые парни, которыми мы так хотели себе казаться, существовали лишь в восприятии окружающих.

Эго каждого из нас работает как система зеркал в Древнем Египте: каждый воспринимал себя через призму восприятия окружающих. И именно потому мы были так сильно нужны друг другу. Именно потому я больше всего на свете хотел встретить 2008 год с крутыми ребятами, в компании которых я и сам чувствовал себя крутым.

Вежливо уступив место бабушке в метро, что я делал всегда автоматически, я подумал: интересно, а что бы сказали ребята, если бы увидели это? Наверное, ничего. Ведь одно дело – выражать протест против прогнившей системы, а другое дело – в знак доброй воли уступить место человеку, которому тяжело ехать стоя. «Так или иначе, – думал я, – главное – это иметь возможность объяснить свои действия, иначе они просто бессмысленны».

Из метро я вышел на Баррикадной. Слушать панк-рок не было совершенно никакого настроения, и потому я впервые за долгое время шёл по улице без наушников.

Под ногами хрустел снег, – в ту пору мэром был Юрий Михайлович, а он не баловал жителей реагентом, разъедающим снег и заодно хорошую обувь.

Многочисленные палатки возле метро горели спектром огней, словно китайские фейерверки. В свете красно-зелёно-сине-жёлто-фиолетовых фонарей моя апатия заиграла новыми красками. По брусчатке проехал автомобиль, из окна которого струилась рождественская музыка. Я остановился и вдохнул прохладный воздух уходящего 2007 года.