Ничего святого

Советский народ по-прежнему верит в вождя, по-прежнему не отвечает за своё будущее и по-прежнему ощущает своё превосходство над представителями других наций (знать их для этого вовсе не обязательно). Вообще, чувство шовинизма зачастую присуще представителям «великих народов». Британцы, американцы, россияне – всем присуще смотреть свысока на окружающие цивилизации. «Мы победили во Второй мировой войне!» – скажут вам они все. «Мы имеем великую историю!» – напомнят они. «Мы победили Наполеона!» – скажут британцы и россияне. «Мы – самая могущественная страна в мире!» – ответят американцы. «Мы были самой большой страной в мире!» – напомнят англичане. «Мы – самая большая страна в мире!» – расскажут россияне.

Эти и сотни других подобных аргументов приведут представители «великих народов» в доказательство своей богоизбранности. И каковы бы ни были контраргументы, никто не примет их во внимание, ведь каждому важно чувствовать свою значимость в сравнении с окружающими. Неспроста девизом английской монархии является фраза: Dieu et mon droit[4], пускай она и сказана по-французски.

С другой стороны, чувство превосходства даёт осознание, что иные представители общества (пускай даже все они принадлежат к одному великому народу) странным образом отличаются от подавляющего большинства: носят раздражающую одежду, слушают чуждую советскому сердцу музыку, ведут губительный образ жизни, но главное их преступление – в пугающе кощунственном образе мысли. Это удивительно, но подчас мысли людей оскорбляют намного сильнее, чем их внешний вид, привычки и поведение. Наиболее болезненно румяные домохозяйки и товарищи в кабинетах воспринимают чужие слова, когда они говорятся без смягчающих фраз и обиняков, – в этот момент неприкрытое бесстыдство оскверняет их мировоззрение и хлёсткой пощёчиной колеблет маску благочестия.

Примерно в таком ключе, с перерывами на песни и неправдоподобные истории «из личного опыта», проходила наша беседа. Спустя несколько незаметно пролетевших часов Димка начал собираться и предложил мне вместе дойти до метро. Поскольку в девять я должен был являться домой, я принял его приглашение, и мы, попрощавшись с Илюхой и Ленор (она с нами не пошла), отправились в сторону метро.

– Очень здорово посидели! – сказал я по дороге Димке.

– Да, неплохо, – согласился он.

– Я бы сказал, просто великолепно! Ты знаешь, я рад, что Илюха вернулся.

– Да, Илюха крутой, – задумчиво кивнул Димка.

– Ты чего такой хмурый? – спросил я.

– Да не, всё в порядке.

– Слушай, Дим, – неуверенно произнёс я. – Мы с тобой не так много общаемся и всё такое. Но, может быть, я могу тебе чем-то помочь.

– Спасибо, Бармалей, – вымученно улыбнулся он. – Правда, спасибо, но ты ничем не можешь помочь. Да всё в целом нормально… Так, как оно должно быть.

Остальной пусть до метро мы проделали в молчании.

Следующая неделя, последняя во второй четверти, прошла в контрольных работах и подсчёте успеваемости учеников за полугодие (с десятого класса нам не ставили отметки в четверти). После получения дневника, в котором, по счастливому стечению обстоятельств, не оказалось ни одной тройки, я пришёл домой и задумался.

Была пятница, 28 декабря. Впереди – каникулы, домашнее задание нам не задали. Через три дня – Новый год. А я решительно не знал, что мне делать, чем себя занять в эти каникулы. В нашем районе не было принято уезжать куда-нибудь на праздники. В целом ездить куда-то чаще, чем раз в год, мало кто мог себе позволить. Да я и не думал о том, чтобы уехать, просто не знал, как мне скоротать время.

Разумеется, меня ждала батарея книг: в новом году мне предстояло поступать в университет, и для вступительных экзаменов я должен был одолеть всю программу. Однако это меня совершенно не утешало.

За исключением школы, занятий с преподавателями, чтения книг и попоек с панками, в моей жизни ничего не было. Я не жаловался, потому что у некоторых ребят, я знал, не было и этого. Кто-то, правда, оттягивался в компьютерных играх: многие мои одноклассники с удовольствием реализовывали себя в виртуальной реальности, где могли быть героями, путешественниками, первооткрывателями – одним словом, кем угодно. Но на самом деле это были всего-навсего шестнадцатилетние подростки, которые, несмотря на все коды, патчи и скрипты, ни хрена не знали о жизни. Я не хотел становиться героем в виртуальном мире, я хотел быть героем здесь, но в действительности в те моменты, когда никого не было дома, – на секунду останавливаясь у зеркала в прихожей, я видел в нём человека, который в любой героической истории сошёл бы максимум за персонажа второго плана, эдакого доброго дурачка-неудачника.