Ничей

Мы ехали в полевой штаб какими-то глухими улочками и переулками, пытаясь обогнуть большую вечернюю пробку. Сзади светили фарами такие же хитромудрые умельцы, знающие географию. Мой водитель-телохранитель был невозмутим. Я размышлял. Подозрения вроде бы не подтвердились, Володя, Наталия и Андрей информацию конкуренту не сливают. Или нашу с Фурсовым игру раскусили? Или кандидат Филейкин не поверил своему агенту?

Лично против Филейкина я, вообще-то, не имел ничего. В бытность мою в парламентской пресс-службе он неоднократно выручал меня, закрывая своим телом прямые эфиры на радио. Всегда был вежлив, к тому же слыл ценителем творчества Ильфа и Петрова, что мне импонировало. Когда-то в школе, классе в восьмом, нам задали сочинение на тему «Мой любимый литературный герой». Все кинулись писать про пионеров-подпольщиков и стахановцев, я же посвятил свой опус Остапу Ибрагимовичу Бендеру. Наша классная руководительница, которая меня недолюбливала, зачитала мой текст всей аудитории, не раскрывая инкогнито. Народ на задних партах тихонько захихикал, догадываясь насчет авторства. Я уже приготовился к репрессиям, но нам было сказано, что с выбором героя согласиться трудно, однако за исполнение оценка «пять».

А у Филейкина перед этими выборами тоже случились проблемы. Его не включили в проходную часть общего партсписка, предпочтя ему более состоятельных товарищей, но дали шанс попытать счастья в одномандатном округе. Виктор Никитич, как я слышал, сильно оскорбился и ходил к вождям. Только до губернатора Елисея Васильевича не добрался. Тем не менее, список ради него корректировать не стали. Пресловутая фабрика на улице Красных Конников лишь тыльной частью своего двора касалась границы округа. С точки зрения предстоящей кампании то было слабое подспорье.

Фурсов резко затормозил, избегая столкновения. Я чуть не стукнулся носом о лобовое стекло, выручил ремень безопасности. Мы едва не влипли в ДТП метрах ста от полевого штаба. В самом подвале воздух был застоявшийся и спертый. Пахло мокрой одеждой и обувью и еще какой-то кислятиной. Как обычно в это время, стоял галдеж.

— Со щитом или на щите? — спросил я Андрея, выставив пару теток из процедурной в залу.

Андрей был без пиджака и галстука, рукава рубашки засучены.

— Смотри сюда. Общая очередь, то есть основные кадры этой парочки, дали нам сегодня пятьдесят одну живую подпись.

Я вслух упомянул чью-то мать.

— Итого пятьсот две, за которые ручаюсь, — сосчитал Андрей.

— А что с твоей задумкой?

— Должны вот-вот явиться.

Еще в первые дни наших подписных страданий Андрей, принимая листы и проводя инструктажи, мысленно выделил из общей массы трех женщин. Те не ударяли себя пяткой в грудь и не обещали свернуть горы. Однако брака у них почти не обнаруживалось, и по адресам было видно, что они методично обходят подъезд за подъездом. Сегодня Андрей с моего одобрения вызвал их отдельно от бригадиров, выделил им дополнительный участок и пообещал премию за переработку. Тот участок был самым дальним, и другие солдаты Урфина Джюса брать его не особенно хотели.

Мы с Фурсовым поднялись на улицу. Мороз приятно освежил лицо. Мимо по тротуару шли прохожие. Им явно не было дела до полевых командиров и солдат, Макеева и Филейкина и даже, как я смутно догадывался, до «Ядрёной России» с губернатором.

— Дай закурить, — попросил я Фурсова.

— Ты же не куришь, — удивился он.

— Сейчас не повредит.

От табака в голове не прояснилось. Я и вкуса сигареты почти не ощутил.

— Что с нашим вторым делом? — спросил я.

Фурсов задумчиво посмотрел на меня.

— Жду одного звоночка. Надо проверить собственные впечатления.

— Сегодня позвонят?

— Может быть.

Особая тройка сборщиц явилась позже всех, когда Андрей уже отпустил и прочий контингент, и секретаря Ирину, пообещав ей отвечать на телефон лично. Несмотря на усталый вид, держались люди не по-хамски, что меня как-то сразу к ним расположило.

Андрей проверял и считал медленно, я не торопил. При мне вычеркнул только четыре подписи.

— Всего семьдесят две живых, — подвел он черту.

— Шестнадцати не хватает, — сказал я.

— У меня еще два листа в работе, — подняла руку одна из сборщиц. — Я дочери дала, она ответственная. Допоздна походит и утром вернет.

— Во сколько? — спросили мы с Андреем хором.

— К десяти.

— Большое вам спасибо, — искренне сказал я.

— Рано еще спасибо говорить, — скромно ответила она.

— Андрей, рассчитайся с людьми, — велел я. — В точности, как обещал.

— А кандидат утвердил?

Кандидат ни фига не утвердил, потому что носился где-то, как угорелый. Но перерасход был копеечный, и я настойчиво повторил:

— Рассчитайся.

Игорь прибыл, когда мы расслабленно сидели втроем вокруг большого стола в зале и смотрели на карту. Фурсов мигом заулыбался. Андрей принял неприязненный вид.

— Э-э, Алексей Николаевич… — начал было Игорь.

— Не стесняйтесь, тут все свои, — развеял я его сомнения и тягостные раздумья. — Выкладывайте.

Полевой командир полез в портфель и достал оттуда небольшую стопку листов. Мне отчего-то подумалось, что она лежала там с утра.

— Ровно сто, как вы заказывали.

— Андрей, прими, — кивнул я.