Ничей современник. Четыре круга Достоевского.

Доклад цензора Ратынского о статье под заглавием: «Старина о петрашевцах», предназначенной для издания «Дневника писателя». В статье этой автор «Дневника» Достоевский по поводу газетных статей о том, что тип русского революционера всё более и более мельчает, пытается доказать, что [преступники] члены преступного общества, так называемые «петрашевцы», к которым принадлежал автор, были нисколько не ниже декабристов по происхождению. [Кроме того, он там проводит параллель между политическими преступниками прежнего и настоящего времени, и симпатии его в отношении умственной развитости лежат на стороне людей, к разряду которых он сам принадлежал. По мнению цензора, статья подобного содержания, рассуждающая о степени развитости того или другого сорта политических преступников и возбуждающая по такому предмету полемику], никак не может быть дозволена к печати. Определено: согласно с мнением цензора статью к напечатанию не дозволять.

Приписка сбоку на полях вместо зачёркнутого: «Сравнивая затем членов обоих обществ со стороны их интеллигентности, автор утверждает, что петрашевцы представляли собой тип, высший перед декабристами, и заявили себя после помилования как <нрзб> интеллигентные деятели в науке и литературе. Цензор находит, что такая [оценка сочувственная] далеко не объективная оценка разных типов государственных преступников…»[237]

Интересно отметить, что мотивы запрещения «Старины о петрашевцах», приводимые Ратынским в его докладе, существенно отличаются от тех аргументов, которые он изложил Достоевскому в своём первом письме от 29 января. Если в письме своём Ратынский главным образом напирает на неудобство всякого «воспоминания и рассуждения о бывших заговорах и тайных обществах», то в докладе речь совершенно определённо идёт уже о том, что «симпатии его (автора. – И. В.) в отношении умственной развитости лежат на стороне людей, к разряду которых он сам принадлежал». И хотя во второй редакции доклада несколько смягчён относящийся непосредственно к Достоевскому персональный акцент, тем не менее основная мысль цензора проглядывает достаточно отчётливо.

Запрещение «Старины о петрашевцах» – кульминационный эпизод цензурной истории «Дневника писателя». Теперь, когда нам известна вся совокупность фактов, относящихся к этому, наиболее серьёзному за всё время существования «Дневника» столкновению Достоевского с цензурным ведомством, мы с большей осторожностью должны относиться к той традиционной (для времени, когда писалась настоящая работа) точке зрения, согласно которой «Дневник писателя» являлся изданием, тесно связанным с официальной идеологией. Дело, на наш взгляд, обстояло сложнее. И хотя цензурные перипетии «Дневника» сами по себе ещё не могут служить основой для серьёзных обобщений, они тем не менее во многом проясняют нравственную позицию Достоевского.

Развод по-русски

После запрещения «Старины о петрашевцах» и бурного объяс нения с Ратынским терпение писателя истощилось. 21 февраля он обращается к цензурному начальству со следующим прошением: