Ничей современник. Четыре круга Достоевского.

«Село Степанчиково» постигла участь «Дядюшкиного сна»: на журнальную публикацию не воспоследовало ни одной рецензии. Трудно сказать, чем вызвана такая холодность. Пусть этот искрящийся юмором роман и уступает будущим творениям Достоевского, у него тем не менее есть неоспоримые художественные достоинства. Не только два «огромных характера», но целая галерея оригинальных персонажей, каждый из которых представляет самостоятельный интерес (чего стоят хотя бы Мизинчиков или Ежевикин!) – всё это, что могло бы составить иному писателю крупное литературное имя, не принесло Достоевскому особой славы. Читательское внимание в конце 1850-х – начале 1860-х гг. было ориентировано совсем на другие сюжеты. Ни мастерство, ни ирония, ни глубина – ничто не могло искупить видимого отсутствия актуальности.

Время, однако, как ему и положено, всё расставило по своим местам. Имя Фомы Опискина сделалось нарицательным. В спорах о современности текста это решающий аргумент.

Нет повести скандальнее на свете…

«Записки из подполья» были написаны в первой половине 1864 г. и в том же году появились в журнале «Эпоха».

Пятилетие, прошедшее после завершения «Села Степанчикова», оказалось насыщено событиями и трудами. Созданные в эти годы «Униженные и оскорблённые» и «Записки из Мёртвого дома» доставили автору то, что не смогли сделать произведения 1850-х гг. Литературное имя было не только восстановлено, но и упрочено. Достоевский вновь становится деятельным и заметным участником бурнотекущего литературного процесса. Но помимо чисто художественной работы он с головой отдаётся делу, для него непривычному. Он издаёт журналы.

Вернее, издаёт их его старший брат Михаил Михайлович. Но личное участие Достоевского в этих журнальных предприятиях столь велико и значительно, его литературный вклад столь ощутим, что можно с полным основанием считать его соредактором «Времени» и «Эпохи».

Судьба обрушивает на него очередные удары.

Весной 1863 г. правительство запрещает журнал «Время» (это издание, впрочем, не было оппозиционным: кара постигла орган «почвенников» скорее за некоторую политическую наивность). Братья Достоевские начинают усиленные хлопоты в цензурных и прочих инстанциях относительно проекта нового издания. «Записки из подполья» (первоначальное название «Исповедь») как раз и предназначались для первых номеров «Эпохи».

Повесть писалась главным образом в Москве, где Достоевский провёл часть зимы и весны 1864 г.: Мария Дмитриевна находилась в последней стадии чахотки.

«Жена умирает, буквально, – пишет он брату 2 апреля 1864 г. – Каждый день бывает момент, что ждем её смерти. Страдания её ужасны и отзываются на мне, потому что…»[478]

Он обрывает фразу, ибо не может, да, наверное, и не хочет высказать на бумаге то, о чём думает постоянно. Семейная жизнь не удалась: они давно уже не живут вместе. Позади мучительный и несчастный роман с Аполлинарией Сусловой. Нервы его расстроены, он постоянно жалуется на нездоровье. Но как бы то ни было, брат в Петербурге ждёт и надеется – новому журналу (первые книжки которого запаздывают на несколько месяцев) крайне необходима поддержка.

«Писать же работа не механическая, – продолжает Достоевский свое письмо, – и, однако ж, я пишу и пишу, по утрам, но дело только начинается. Повесть растягивается. Иногда мечтается мне, что будет дрянь, но, однако ж, я пишу с жаром; не знаю, что выйдет»[479].

Недовольство написанным, резкие колебания оценок – всё это характерно для Достоевского. Но важно, что повесть пишется с «жаром» – это признание того, что вдохновение не оставляет автора.

15 апреля умирает Мария Дмитриевна.

Он записывает в записной книжке:

16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?

Возлюбить человека как самого себя по заповеди Христовой, – невозможно. Закон личности на Земле связывает. Я препятствует… Итак, человек стремится на земле к идеалу, противоположному его натуре. Когда человек не исполнил закона стремления к идеалу, т. е. не приносил любовью в жертву своего я людям или другому существу (я и Маша), он чувствует страдание и назвал это состояние грехом. Итак, человек беспрерывно должен чувствовать страдание, которое уравновешивается райским наслаждением исполнения Закона, т. е. жертвой. Тут-то и равновесие земное. Иначе Земля была бы бессмысленна[480].