Что он хотел сказать, никто из присутствующих, за исключением офицеров, не понял, да и трудно было объяснить другим, что же произошло с Анертом за последние дни. А случилось то, что теперь лейтенант не хотел уходить из роты на какую-нибудь штабную работу. Это желание пропало у него в ночь перед наступлением.
— Вот я и говорю, что им руководило только служебное рвение, — повторил свою мысль Майер.
— Как я понимаю, вы сами никогда не служили в армии? — вежливо поинтересовался майор Зигель. — Иначе вы на многое смотрели бы по-другому.
— О чем вы спорите! — воскликнул председатель кооператива и хлопнул обеими руками по столу. — Мы должны говорить не об армии вообще, а об этом лейтенанте и о его проступке.
— Нет, не только об этом, — заметил Бредов.
— О лейтенанте, который сам себе дал право ехать по полю, — упорствовал председатель. — Как мне кажется, лишний час времени для него дороже поля, да и для вас тоже, товарищ полковник. И этому учат в академии? Выходит, что и вы, товарищ полковник, поступили бы точно так же, да?
Анерт посмотрел на Бредова, который спокойно сидел на своем месте. Все повернулись в сторону полковника. Лейтенант с нетерпением ждал его ответа, понимая, что медлительность Бредова вызвана не нерешительностью, а, скорее, чувством ответственности перед чем-то очень важным.
— По дороге сюда… — не торопясь начал полковник, — я собственными глазами осмотрел поле. Выглядит оно ужасно… Но лейтенант Анерт по-своему прав: у него действительно было только два выхода, а выбрать он должен был один из них.
Все зашевелились, а Майер даже вскочил со своего места и забегал взад и вперед перед стендом с картами и схемами, засунув руки в карманы куртки. Однако на Бредова это, казалось, никак не подействовало, он продолжал говорить по-прежнему спокойно и неторопливо:
— Видимо, это для вас нелегко, но я попрошу вас посмотреть на этот инцидент с военной точки зрения. Это так же правомочно, как и то, что вы просите нас взглянуть на этот инцидент вашими глазами.
Все замерли. Еще никогда Анерт не слышал, чтобы Бредов говорил так проникновенно и убедительно.
— Вот вы меня спросили, как бы действовал я на месте лейтенанта. Отвечу вам: я бы поступил точно так же!
Анерт шумно вздохнул, и все услышали этот вздох — настолько тихо было вокруг.
Майер остановился перед стендом. Тишина сделалась напряженной.
— Вы погубили наши посевы… — снова начал Майер.
— Не посевы, а всего лишь один участок, — перебил его майор Зигель, — один-единственный! В следующем году вы сможете повторить эксперимент.
— Все это бессмысленно… — Майер махнул рукой и, подойдя к стенду, начал снимать и сворачивать таблицы и схемы. Он продолжал еще что-то говорить, то повышая голос, то доводя его до шепота, как человек, который хочет выговориться, чтобы дать выход гневу. Однако его возбуждение не уменьшалось, а, наоборот, росло. Неожиданно он остановился и, подойдя к столу, оперся обеими руками о столешницу: — Скажите, что изменилось бы на ваших учениях, если бы лейтенант объехал посев стороной? Учения продлились бы еще на час или на два, вот и все.
Все вдруг заговорили разом. Разгорелся спор.
Лейтенант Анерт нисколько не обижался на Майора, ведь тот отвечал за опытное поле, на котором наверняка намеревался достигнуть успеха в области сельского хозяйства, как лейтенант Анерт — в области военной. Лейтенант добился успеха в ущерб Майеру.
Офицеры и Нойцман молчали, зато все остальные говорили наперебой. Так прошло несколько минут.
И тут встала Рут Древен. Погасив сигарету в пепельнице, она сказала:
— Ну, довольно!
Постепенно в зале установилась тишина. На губах у Нойцмана застыла усмешка.
— Что за разговоры вы ведете! — Рут сощурила глаза, отчего морщинки на ее лице стали такими заметными, что в этот момент ей можно было дать лет пятьдесят. Однако глаза, обрамленные темными ресницами, и полные губы делали ее лет на десять — двенадцать моложе. Эта женщина-бургомистр чем-то напоминала лейтенанту Анерту Фридерику Шанц, одну из самых красивых женщин поселка, но, увы, для него недоступную.
— Может, вы мне объясните, где мы находимся? Мне кажется, мы здесь пытаемся разделить две неделимые вещи. Стоит ли и дальше толочь воду в ступе? А не спросить ли нам самих себя, какую роль в нашей жизни играет армия?
Постепенно голос Рут Древен становился спокойнее, убедительнее. Все внимательно слушали ее.