Ничейной земли не бывает

— Моя смена уже кончается, товарищ майор, — ответила она.

Он перестал есть, тихо рассмеялся и, приподняв немного голову, представился:

— Франк Виттенбек.

Несколько секунд они молча рассматривали друг друга. Постепенно его взгляд стал каким-то отсутствующим. Казалось, он вспомнил о чем-то и это «что-то» вдруг встало между ними.

Фридерика терпеливо ждала. Она сидела напротив него и была готова долго-долго смотреть на майора. И все же им помешали. Заиграла музыка, и вдруг перед их столиком появился Ульрих Фихтнер и пригласил Фридерику на танец. Она отрицательно замотала головой, после чего Ульрих, Щелкнув каблуками, обратился к Виттенбеку:

— Разрешите, товарищ майор, потанцевать с ней?

— Разве я должен это разрешать? — спокойно спросил Виттенбек, продолжая есть.

Фихтнер смотрел то на майора, то на девушку. В облике солдата снова проглянуло что-то от прежней его беспомощности. Он прижал локти к туловищу, тронул пальцем нижнюю губу и пошел обратно к своему столику, где товарищи встретили его смехом. И Фридерика пожалела, что отказалась танцевать с ним.

Взгляд Виттенбека был по-прежнему отсутствующим. Майор выпил кофе, встал, еще раз улыбнулся ей и протянул руку, тяжелую и теплую. С тех пор она его больше не видела.

Обо всем этом Фридерика вспоминала снова и снова, стараясь подтвердить или опровергнуть собственные сомнения, которые ее пугали и мучили. А пока она убедилась лишь в одном: она небезразлична ему.

Теперь, приходя на работу, Фридерика каждый раз спрашивала подруг, не появлялся ли Виттенбек. Но майора никто не видел. Лишь в тот день, когда отец Фридерики должен был уехать, одна из девушек сказала, что майор заходил в кафе. Позднее Фридерика вспомнила, что на стенгазете, висевшей у дверей в кухню, осталась только половинка ее фотографии. Она решила, что кто-то (она надеялась, что это сделал майор) пытался оторвать ее фото себе на память, но не смог, так как фотография была приклеена прочно. Тогда девушка оторвала оставшуюся половинку и передала ее отцу.

Только когда окончатся учения, когда вернется домой отец, а Виттенбек сядет вечером за свой столик в углу, станет ясно, сможет ли он однажды войти в ее комнату. О последствиях Фридерика не думала. Они обычно возникают сами по себе, и тогда приходится или подчиниться им, или бороться с ними. Ждать Виттенбека так же терпеливо, как в прошлый раз, она была не в состоянии и потому решила, что возьмет из гаража родителей «шкоду» и уедет куда-нибудь дня на два. Куда она поедет, Фридерика пока еще не знала. Может быть, в Барсеков. Ведь по окончании учений там обычно устраивают бал, и, если ей повезет, она увидит Виттенбека на два дня раньше и на два дня раньше избавится от своих тревог или же, напротив, лишится последней надежды…

Фридерика услышала, как внизу хлопнула дверь. Это вернулся Стефан. Он прошел в ванную, потом в кухню и там загремел посудой. Он всегда шумит, когда возвращается из дискотеки. Кроме того, он, видимо, выпил пива, а в таких случаях он становится неуклюжим, его лицо приобретает какую-то особенную детскую мягкость, он много смеется и говорит то, что взбредет ему в голову, однако ни одну мысль не доводит до конца, не говоря уже о целой фразе.

Стоит Стефану перешагнуть порог, как тут же появляется мать. Сын на целую голову выше матери и очень похож на нее. От нее он унаследовал карие глаза, обрамленные густыми ресницами, и крупные полные губы. А когда он играет с близнецами, то становится ясно, что он так же терпелив, как она…

Теперь Фридерика ясно различила шаги. Сейчас мать войдет на кухню, плотно закроет за собой дверь и спокойно, но с легким упреком в голосе задаст сыну два вопроса: «Зачем ты поднимаешь столько шума?» и «Надо было тебе пить столько пива?». Правда, ни на один из этих вопросов она никогда не получает ответа, да, пожалуй, и не ждет его. Она произносит эти две фразы вместо приветствия, после чего молча принимается готовить Стефану бутерброды.

Но сегодня девушка не услышала обычных вопросов матери.

— Что это такое?! — раздался ее строгий голос.

Или Стефан выпил на этот раз больше пива, чем обычно, или он сильно взволнован чем-то другим.

— Как видишь, — ответил сын, — это моя куртка.

— Это не куртка, а грязная и вонючая тряпка!

— Дорожная куртка и должна быть такой.

— Где твоя меховая куртка?

— Я ее поменял.

— На эту рвань?

— Как видишь.