Ничья…

– Чудовище, ты права… Любой каприз за твои молитвы, куколка. Именно чудовищем же ты меня обозвала в своем идиотском бессмысленном послании через этого маньюка Фареса. Но ведь именно чудовищем ты всегда хотела меня видеть… И я понял, почему…  – теперь он с силой прижал ее к себе, обжигает дыханием, – тебя всегда возбуждало чудовище во мне… Его ты всегда хотела, с ним хотела бешено трахаться, ругаться, ненавидеть, а потом опять сношаться, как сумасшедшая самка… Признайся себе…

Закрыла глаза, жмурясь. Это все кошмар, дурной сон… Но его сильный захват заставляет ее снова открыть глаза и взглянуть реальности в лицо- а реальность теперь скользит по ней с хаотичным, но бешеным азартом. Он словно тигр, схвативший антилопу. И ей страшно от одного его вида… Она видела его таким только один раз- в его доме после ее встречи с Каримом в тюрьме… Но и тогда, как сейчас ей казалось, он был добрее и мягче…

– Впрочем, извини, времени у меня немного, знаешь ли, дела… Вернемся к основному поводу моего визита… Соболезнования… Сегодня все мысли о твоем безвременно ушедшем благоверном. Так сказать, день памяти… Сделай одолжение редкому гостю вашего прекрасного дома, проведи мне экскурсию, где у вас что… было…

Пытается вырваться, а он с такой силой сжимает, не дает даже продохнуть, отдышаться, успокоиться….

– Здесь у вас гостиная, как я понял, – поворачивает Владин корпус в сторону их зала, она полувесит в воздухе, словно котенок – Там, наверное, кухня, а где же спальня? – издевательский тон. Он невменяемый ублюдок, чудовище…Настоящее чудовище, – можешь не утруждаться, хозяюшка, кажется, я знаю ответ.

Он тащит ее на второй этаж, Влада спотыкается на лестнице, оббивая ноги, а ему плевать, она, как тряпка в его сильном захвате, уверенно ведет к их с Каримом спальне. Он знает либо догадывается, что она там… В той самой комнате, где два года назад он пытался убедить Владу в непреложности своей любви, где предлагал ей бежать с ним, все бросив. А теперь он бросает ее на их с Каримом кровать.

– А это ваше брачное ложе, надо полагать, – голос срывается, то ли от ярости, то ли от удовольствия его превосходства над ней…

– Здесь он трахал тебя все эти пять лет? Думала о том, что я в тот день стоял на балконе за стеной и слышал, как он имеет тебя, как ты стонешь, как течная сучка?

С ужасом смотрит за тем, как он расстегивает свои брюки. Нет, нет, не может быть. Не здесь, не сейчас, не так…

– Прошу, Васель. Не убивай и меня, умоляю Ты пожалеешь об этом. Ты не сможешь с этим жить… Ради Карима. Ради вашей некогда близкой дружбы. Ты ведь благородный… А это тошно… Гадко… Неправильно…

Зло усмехается, хватает ее с силой за скулы.

– Все давно мертвы, Влада. Ты всех уже убила. Медленно, планомерно, добивала каждым своим действием… Ты и сама мертва, потому что все эти годы претворялась тем, кем никогда не была. А я… Ты убила меня не тогда, когда всадила пулю в плечо. Но та пуля стала первой. А потом десяток других, сотни… Ваши милые семейные фото, ваша гребанная семейная идиллия и слезливые признания в любви на публику, мой сын… с его фамилией! Разве можно после всего этого выжить, Влада?! Ответь, – сдавливает щеки с силой, прижимается яростно. Чувствует его дыхание…

С силой разводит ей ноги, задирает платье, разрывает трусы.

– Смотри на меня, когда я буду тебя трахать, сука. Добро пожаловать в свою новую жизнь.

Грубо засовывает палец внутрь, проталкиваясь сквозь ее сухость, она сильно зажимает глаза. Зло выдыхает. «Да, мерзавец не хочу тебя… Не хочу так…»,– смотрит на него, впитывая его мимолетное поражение, а он тут же меняется в лице. Снова этот надменный знающий взгляд. Берет свой ремень, быстро захлестывает его и застегивает им Владины кисти, задирает наверх и пристегивает к выемке в изголовье кровати. Она обездвижена, доступна, уязвима теперь…

– Правильно догадался? Он тоже так делал с тобой? – снова ярость и ревность в голосе и… похоть, дикая похоть…

Молчит, тяжело дыша, отчего ее оголенная им грудь высоко вздымается, радуя и возбуждая его глаз.

Останавливается, выдыхает, теперь внимательно ее рассматривает. Нежно проводит по ее ногам, разводит их в стороны, обводит контуры проклятой татуировки, словно Влада его вещь и он проверяет на ней серийный номер…