Ничья…

Снова начала вырываться, но захват был слишком сильным. Васель смотрит тяжело, пьяно от возбуждения. Усмехнулся, стал медленно целовать ее грудь, лаская ее руками. Он нарочно мучал ее, делая все медленно. Почувствовала, как пик ее груди погружается в мягкую теплоту его рта, язык умело щекочет сосок, делая его все тверже. Еще секунда – и он оторвался от него и подул. Вмиг теплота сменилась легким холодком, от чего кончик соска превратился в твердую спелую ягоду. Влада все еще вырывалась, хотя чувственные движения ее мучителя мало помалу давали свои плоды. И вот, она в полной мере стала ощущать все больше растущее возбуждение Васеля и зарождающееся против ее воли свое. Их дыхание участилось, то и дело пересекающиеся в дуэли глаза стали затуманенными, тела напряглись. Он лизнул ее шею и одновременно опустил руку на клитор, умело по нему ударив. Она невольно выгнулась. Действия этого мерзавца были болезненно знакомыми и болезненно эффективными. Закусила губу пораженчески. А он жестко смеется, и в то же время хрипло, рвано. Пытается уколоть, а сам горит от возбуждения. Она знает это, ей уже давно не двадцать лет и они уже давно не невинные дети.

– Ну вот и все, Влада. Тебе хотелось драмы и боли, но я не доставлю тебе этого удовольствия. Живи с мыслью, что я жестко трахаю тебя на постели твоего только погибшего мужа, а ты течешь. И на меня смотри, сука. В глаза… Да, именно так… Даааа…

Зубами вскрывает презерватив, быстро раскатывает по члену. Она взвыла от унижения и беспомощности, когда он жестко вошел в нее. Вся эта напускная нежность, только минуту назад обезоружившая ее и против воли и разума возбудившая, вмиг улетучилась. Он сделал это лишь для того, чтобы самому было приятнее и чтобы еще больше уколоть, наказать, уничижить.

Начала истошно отбиваться, кричать, пытаться освободить руки, от чего кожа пояса больно врезалась в запястья, оставляя кровоподтеки.

– Ублюдок, ненавижу, – шепчет, смотря на него распахнутыми глазами, похожими на два янтарные озера, горящими от застывших в них слез. Но тело все равно против воли прошибает дикий разряд тока. Она снова выгибается ему на встречу. Васель не отвечает на ее оскорбления, яростно целуя ее шею, лишь громко стонет, тоже на пике. Они кончили одновременно. Только почувствовав, как последние всполохи оргазма покидают ее тело и мышцы расслабляются, Влада закрыла, наконец, глаза, и с ее ресниц по щекам вмиг полились два тоненьких прозрачных ручья, а с ними ее честь, достоинство, светлая память о красивой и счастливой семье, которую она так упорно строила и оберегала.

Он лег обессиленно рядом. Восстанавливает дыхание. Отвязал ее руки, которые безвольно упали, как две плети. Сел. Не смотрит на нее, закурил. Отошел к окну с видом на море и выходом на террасу. Тому самому окну…

– Сын будет жить со мной. Это не обсуждается, можешь даже не начинать истерить, и так голова раскалывается…

Резко дернулась от его слов, судорожно натягивает платье на себя, оно так и осталось на ней, смятое где – то в районе талии тонкой тряпкой.

– Ты не сможешь его у меня отнять, подлец! Что ты себе надумал? Я больше не маленькая беспомощная девочка, которую можно похищать, насиловать и запирать! Я известный человек, с возможностями, связями, деньгами!

– А при чем здесь ты? – резко повернулся на нее, сморит высокомерно, задрав бровь, – речь не о тебе, Влада. Ты свободна, как ветер. Ты же так хотела быть ничьей. Вот он, твой звездный час. Речь о моем сыне. И он едет со мной. Любая ДНК – экспертиза докажет, что он мой. Ты забыла сирийские законы? Да не только сирийские – любой арабской страны. Можешь даже попросить протекции у своего эмиратского поклонничка-шейха, даже в Дубае правда будет на моей стороне – дети всегда остаются с отцом…

– Мы не в Сирии и не в Дубае, мы на Кипре, Васель, – отчаянно пытается она возразить, – здесь это называется похищением. Где мой сын, черт тебя побрал?

Повернулся к ней, уже совсем спокойный, расслабленный, хозяин положения, мать его…

– Боюсь, детка, Микаэл уже на пути в Сирию, и с этим уже ничего не поделаешь.

Кричит, закрывая лицо руками, плачет надрывно. Больно, ей очень больно.

Кидает на прикроватную тумбочку какую – то бумажку.

– Билет на самолет до Дамаска. На завтра, вылет в 14:00. На твое имя. Хочешь быть с сыном, воспользуешься моим щедрым приглашением. Больше шансов не будет. Не прилетишь – с послезавтра ты будешь в Сирию не въездная.

Смотрит на него жалобно, сломленно, ненавидя. А он думает, что лучше так, пусть теперь только так. Она действительно сегодня раскрошила его сердце на кусочки. Не выстрел ее не смог, не брак, не измены с Дибом, длившиеся годами, не даже равнодушие последней встречи… Один взгляд на ее сына- и на него обрушилась лава ада. Так было больно… Так было удушающе обидно. Это не он предатель, как бы она ни пыталась приклеить на него это клеймо, это она предательница. Подлая. Бессердечная. Мстительная…