— Извиниться, — наконец произнес Блэк и жестом подозвал Джейка, съежившегося и слабо похожего на самого себя. — Мы были не правы. Джейк позволил себе слишком много, будучи уверенным, что ты совершил то страшное преступление. Но убийца найдена, модификацию проведут завтра — дальше она отправится на работы. Джейк?
— Я виноват перед вами и…
— Вон.
Что-то не складывалось. Что-то было не так, но он не понимал, что.
Джейк не верил, что он остановится.
— Извинения приняты. Еще что-то?
— Нет, спасибо за твое время.
Алек кивнул и пошел к выходу. Остановился у самых дверей, повернулся.
— Как ее зовут?
Блэк нахмурился:
— Кого?
— Убийцу.
— Анастасия, — он вздохнул, прижимая пальцы к вискам. — Серийная, представляешь? Нашли еще три трупа, двое мужчин, одна женщина, не можем опознать двоих.
— Давай фото, — скупо бросил Алек, и Ская почти отпустило.
Это было удачей, это было примирением. Кажется, они все-таки смогут жить нормально. Блэк взял со стола планшет, скользнул по экрану и протянул его Алому.
— Уже даже одна осталась, мужчину нашли в базе.
Протянутая рука отдернулась. Алек смотрел на экран потемневшими глазами, смотрел, не отрываясь, и очень-очень ровно дышал. Слишком ровно.
— Марина, — сказал он. — Ее зовут Марина. Удачи, Скай.
Он развернулся, как на параде, на каблуках и, четко печатая шаг вышел из кабинета. Как будто отдавал кому-то дань памяти.
Кому-то.
Ей?
***
Свинцово серое небо нависает над головой, первый раскат гнома оглушает, а первая вспышка молнии высвечивает их лица — отчаянные и решительные.
— Ты просто не знаешь, что такое ненависть.
— О, милая! — он смеется. — Поверь, я знаю об этом много больше, чем ты.
— Я хочу, чтобы они умерли. Я знаю — никто не виноват, я все знаю, но…
— Но ты хочешь, чтобы они умерли.
— Да, — голос равнодушный и усталый.
— Научись мстить, милая. Жди, жди, когда им будет, что терять. И тогда бей, — хрипло и чуть насмешливо, глядя в небо. — Бей один раз и наверняка.
— Я не смогу.
— Не с первого раза, возможно. Но ты поймешь. И сможешь. В итоге, ты все сможешь.
— Пророк нашелся, — она смеется.
Гремит гром. Дождь стучит по бетону, скрадывая удаляющийся звук ее шагов, но вспышка молнии высвечивает на миг стройную фигуру с гордой, идеально прямой спиной.
— Ты все сможешь, — негромко повторяет он и улыбается.
***
Ему опять снился этот сон. Один и тот же сон, который уже год, которую уже ночь.
Они со Скаем вновь и вновь оказывались в той комнатушке, где стол наползал на кровать от недостатка места, и сидели друг напротив друга. Он видел свое отражение в зеркале напротив — темные провалы глаз, светлые пряди и тонкая струйка крови, стекающая из разбитой губы.
В эту ночь он собирался попробовать кое-что новое.
Он прикоснулся к нему, и сон разлетался мелким крошевом осколков, сменяясь привычным калейдоскопом мертвых лиц и чужой крови. Он смотрел в эти осколки зеркал и называл их по именам, а потом заговорил — и бесконечное движение замедлилось, замерло, будто они, все они слушали его голос и ждали, ждали, ждали.
— Надежда, блять… надежда. Вы читали Фрая? Был такой писатель в невозможно прошлой и абсолютно не нашей жизни. Вернее, те книги, кажется, писала женщина, ну, да не суть. Там было что-то про то, что надежда — глупое чувство.
Оно, и правда, невероятное глупое, а у людей еще и какое-то неправильное, по-моему. Ну, вот скажите, на что мы надеемся? На «счастье»? На «мир во всем мире»? На «кусок хлеба к ужину»?
Это бред. Это просто бред. Есть понятия слишком общие, для того чтобы быть конкретными, и уж тем более их нельзя называть «чувствами». Хотя, наверное, именно эта иррациональная и не имеющая права на жизнь «надежда» и помогла нам продержаться до конца, а?
Ох, к чертям эту философию. Я хочу сдохнуть, а не рассуждать о вечном. Я хочу забыть — и я не умею забывать.
Слушайте, вот скажите мне, какой скотине пришла в голову мысль, что модам жизненно необходима эта гребанная идеальная, совершенная память? Какая сука из воплощавших этот ненормальный проект в жизнь додумалась до ТАКОГО? Я не хочу вас помнить, не хочу. Мне так надоело каждый раз, проходя мимо зеркала, останавливаться и убеждаться, что кровь на руках, на одежде просто померещилась. Что это все чертовы воспоминания, а не реальность.
Забыть. Забыть эту треклятую войну, запах крови, раскаленного металла и пороха — я ведь даже не могу на это надеяться. Никто из нас не может.
А еще я не могу смотреть им в глаза. Этим выжившим и спасенным, с восторгом рассказывающим про ужасы третьей мировой и чужой героизм. Их. Там. Не. Было. Какое же право эти твари имеют трепать языком чужие имена и чужие жизни. Ей-Богу, лучше бы они сдохли: все скопом и в страшных мучениях — это было бы честнее. «Вы же герой».
Я не герой, черт. Черт. Черт!
Я человек. Но об этом все почему-то уже забыли.
Возможно, стоит просто перестать им быть?
— Возможно, — разноголосый шепот.
Смех. Звон бьющегося стекла. Звук шагов. Тишина.
========== Глава 13 — Dis manibusque sacrum (Богам и теням умерших приношение) ==========