Читаем Ничто человеческое... полностью

На заре научно-технической революции было немало наивных иллюзий, в том числе и такая: с развитием революции в технике роль при ней человека будет постепенно снижаться. Жизнь и эту иллюзию развенчала. По-видимому, в этом торжествует некий закон социально-нравственного единства общественного бытия: при усложнении любой его области не может быть упрощена ни одна из сопутствующих ей.

Удар по «духу энциклопедизма» был одновременно и ударом по социально-экономической жизни, если рассматривать ее не моментально, сиюминутно, а в перспективе. Оказалось, что гуманитарное образование не роскошь и не излишество, ибо без него не может быть широкого и перспективного мышления.

Только личность, разносторонне развитая, в которую вошло лучшее, что содержится в «духе энциклопедизма», отвечает новым потребностям научно-технической революции, экономического и социального развития. Особенно убедительно и резко говорили об этом сами студенты и даже… дети, разумеется, без философской терминологии, с чисто ребячьей непосредственностью, сетуя на то, что им все менее интересно учиться, потому что не утоляются какие-то потребности души.

То поколение, которое туманно осознает, что не утоляются «какие-то потребности души», не в состоянии будет завтра удовлетворить коренных социально-экономических потребностей развития общества.

Но не утопия ли мечтать о типе универсальной личности эпохи Ренессанса, когда один человек совмещал в себе ученого и художника, инженера и философа, гуманитария и искусство «ремесленника»?!

«Я умею рисовать, конструировать машины, коллекционировать бабочек и писать интересные письма»,

— с наивной гордостью говорил о себе мальчик в передаче «Дети».

«Я скрываю все, что я умею, для того, чтобы не оказаться лишним человеком»,

— печально констатировал взрослый.

«Я чувствую, что начинаю думать все более стандартно, мой взгляд на действительность суживается»,

— с болью, будто бы не перед телекамерой, а наедине с собой размышляла тридцатилетняя женщина, инженер-электронщик.

«Общество должно дальновидно задать себе вопрос: в чем заключается сегодня оптимальная структура универсальной личности, адекватной потребностям эпохи».

«Мы изгнали „дух энциклопедизма“. А вакуум ничем не заполнили».

«Мы забыли, что только на большой духовной высоте человек может быть социально продуктивным индивидом».

Мы не учли… мы забыли… мы не нашли…

Реформа Фуше… реформа Фора… реформа Аби… реформа Савари…

Когда-то отец кибернетики Норберт Винер обронил, в сущности, трагическую мысль:

«Человек не может быть хорошим муравьем, человек может быть только хорошим человеком».

Человек не может быть и хорошей марионеткой. Мне кажется, все бесчисленные «университетские реформы» не что иное, как судорожные попытки государственных «кукловодов» заставить людей — в первую очередь молодое поколение — жить по закону театра марионеток, когда будто бы живые существа охотно делают то, что будто бы они хотят, создавая стройность, цельность и стабильность действия.

Но до чего же нестабильна подлинная действительность сегодняшнего западного мира! Университетские реформы и студенческие волнения, может быть, самые колоритные символы этой нестабильности…

Для того чтобы нормально развиваться — социально, экономически и нравственно, — общество должно трезво уяснить основные и лучшие черты «человеческой личности», которые не только сегодня, но и завтра окажутся самыми оптимальными и перспективными.

…А в Амбуаз, где мы увидели старую чету, напомнившую героев мопассановского рассказа, мы попали, потому что поехали в маленькие города в поисках тех бывших воспитанников Сорбонны и Эколь Нормаль, с которыми я общался шесть лет назад. Франсуаза Д. устроилась в маленьком городе учительницей лицея, она мечтает о Париже и ездит туда два раза в неделю (у нее в лицее немного часов), четыре часа туда, четыре обратно. Она дорожит и этим местом, потому что она «славистка», а сегодня на пять вакансий учителей-славистов сто кандидатов.

Но мечтает она о Париже, потому что любит музыку и тоскует без парижской консерватории. К современности она относится иронично. Она любит композиторов-романтиков XIX века, задумала большую работу о Мандельштаме.

Высшие цели ее жизни — Париж, консерватория, интересная работа, путешествия.

— Замуж не вышли?

— Боже меня сохрани!

— О детях не думаете?

— О нет…

Перейти на страницу:

Все книги серии Личность. Мораль. Воспитание

Ничто человеческое...
Ничто человеческое...

Нет ничего более ценного в мире, чем сам человек. Но что нужно для того, чтобы каждый человек мог проявить себя как личность? Какие нравственные черты характеризуют человека новой формации, личность социалистического типа? Как формируется духовно богатая, душевно щедрая, творческая, обладающая активной жизненной позицией личность, способная принимать самостоятельные нравственные решения в сложных жизненных ситуациях и нести ответственность за совершенные поступки? Обо всем атом рассказывают книги и брошюры серии «Личность, мораль, воспитание».Книга писателя Евг. Богата рассказывает о богатстве мыслей и чувств нашего современника. В ней большое место занимают письма читателей, в которых раскрываются возвышенное отношение к долгу, бескорыстие, гражданственность советского человека. Автор пишет о становлении личности, воюет с мещанством, бездуховностью, жестокостью.Книга выходит вторым, дополненным изданием по просьбе книготоргующих организаций. Рассчитана на массового читателя.

Евгений Михайлович Богат

Философия / Самосовершенствование / Эзотерика / Образование и наука / Культурология
Быть или казаться?
Быть или казаться?

Крик и брань — не свидетельство силы и не доказательство. Сила — в спокойном достоинстве. Заставить себя уважать, не позволить, чтобы вам грубили нелегко. Но опускаться до уровня хама бессмысленно. Это значит отказываться от самого себя. От собственной личности. Спрашивать: «Зачем вежливость?» так же бессмысленно, как задавать вопросы: «Зачем культура?», «Зачем красота?»В художественно-публицистической книге писателя С. Л. Львова речь идет о подлинных человеческих ценностях — чувстве социальной ответственности человека перед коллективом, обществом, семьей, его гражданской активности и идейной убежденности, настоящей культуре, в том числе и культуре поведения.Этим высоким качествам будет противопоставлена погоня некоторых людей за ценностями мнимыми, избыточным материальным благополучием, внешней «престижностью», превратно понятой модой. Автор рассказывает о своих встречах и переписке с людьми равных поколений и судеб.

Сергей Львович Львов

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология