Ничто не порвет узы родственных душ (СИ)

Она наощупь подбежала к месту, где недавно была дверь, она хотела бить в нее кулачками и дергать за ручку в надежде на спасение, даже несмотря на ярость отца. Она стерпит удары, лишь бы не оставаться здесь. Однако вокруг была только тьма, глубокая и беспросветная, и, найдя вместо двери и стены пустоту, девочка вновь упала.

Глухие едва сдерживаемые всхлипы разносились эхом, таком же бесконечном и поглощающем, как и это пространство. Дрожащие пальцы вцепились в плечи. Девочка обнимала саму себя в жалких попытках скрыться, стать настолько маленькой, будто невидимой, и успокоиться, представить, что она не здесь, что с ней все хорошо.

— Мне страшно. Кто-нибудь, помогите… — бесконтрольно срывалось с губ.

Поездка прошла на удивление быстро, хотя, вероятнее всего, Роугу так показалось только благодаря Стингу. Он сначала немного поворчал на бывшую и на то, какая же она все-таки сука, но быстро остыл и перешел на другие темы. Обычно нелюдимый Роуг не был против и активно участвовал в диалоге, ему не хватало общения с некогда лучшим другом, практически променявшим его на футбольную команду.

Как и принято, подростки разделились на две группы: маленькую, состоящую из пары человек и учителя, такую, в которой внимательно слушают экскурсовода, и вторую, более крупную, где этого не делают. Роуг был из числа вторых, но, в отличие от самых «умных», не шумел и со скукой оглядывал здание, слушая музыку через спрятанный под волосами наушник. Эвклиф вернулся к сокомандникам, не прекращающим угорать с любой мелочи, и пытался затащить к ним друга, чтобы сдружить их. Попытка не увенчалась успехом, и друзья опять разделились.

Экскурсия, может, и не была самой интересной, но так уж явно лучше, чем тухнуть в школе. Хотя Роуг лучше бы остался дома и послушал рок-оперу вместе с «лягушонком», как он называл своего наимилейшего и наилюбимейшего кота Фроша, или же спел ему какую-нибудь из своих недавно сочиненных песен. Но что он мог сделать? Правильно — смириться и попытаться насладиться запахом пыли и старых книг, архитектурой середины девятнадцатого века и атмосферой, которая, возможно, подарит ему вдохновение.

Когда подростков попросили подняться на пятнадцатый этаж, все сразу же побежали к лифту, ведь стоять в очереди или подниматься по лестнице хотел далеко не каждый, поэтому Роуг, стоявший ближе всех ко входу, оказался насильно запихнут в не такое уж большое помещение. Его прижали к стенке, наступали на ноги, били сумками и локтями — под этим напором было трудно что-то сделать. Казалось, «дорогие» одноклассники задавят его и не заметят. К радости, из-за перегруза некоторых людей попросили выйти; сразу стало свободнее, и парень смог облегченно вздохнуть.

И все-таки один громила умудрился пихнуть его, и Роуг, не устояв, задел рядом стоящего. Тот что-то возмущенно воскликнул — было не особо слышно сквозь наушники и гул голосов. В отличие от полудурков, с которыми Чени был вынужден учиться (слава богу, осталось меньше полугода, и он их больше не увидит!), он был воспитанным и поспешил извиниться. Ему повезло — он врезался в саму Минерву Орланд.

Она нашла удобное место в углу металлического короба. На самом деле неважно, где бы она стояла, ей бы везде было удобно — никто не вставал к ней ближе расстояния вытянутой руки, в то время как самим им приходилось жаться как сельдям в бочке. Еще бы, в столь маленьких помещениях Минерва никому не позволяла быть к ней близко, даже вечно снующей рядом свите. А запротестовать все боялись — Орландо имела в школе власть и влияние, которыми умело пользовалась. Скажи ей одно слово не так — и до конца останешься школьным изгоем. Поэтому сейчас она стояла в углу, гордо выпрямившись и надменно смотря на остальных изумрудами глаз.

Такая стерва, возомнившая о себе слишком многое, есть в каждой школе — это излюбленное клише любого фильма и сериала про школу (правда, тут она была еще и дочкой директора). Но кто станет слушать недоэмо? Все послушно преклонялись перед ней — боялись, тихо ненавидели и уважали. Если бы на месте Роуга был кто-то другой, то всенепременно его бы поставили на законное место — место жалкого насекомого-человечишки — и заставили чуть ли не на коленях извиняться перед Ее Величеством, а потом благодарить за возможность прикоснуться к ней. И какая бы у тебя на данный момент ни была репутация, после этого путь будет один — вниз, на самое дно социальной лестницы.

Да, Минерва возомнила себя божеством, жаль, что от мудрости в ней не было ничего.*

Любой другой испугался бы до трясучки, даже Стинг, как бы он ни храбрился и ни посылал Орланд за ее спиной, но не Роуг Чени, не ее персональный ночной кошмар.