Ничто не порвет узы родственных душ (СИ)

— Ты в первый раз там была? — Нацу выключил радио. Баритон прозвучал в тишине так резко и громко, что Хартфилия вздрогнула. Она так устала, что смысл фраз доходил до нее крайне медленно. Говорить ей не хотелось, но она повернула голову к мужчине, решив отплатить ему за помощь хотя бы ответом.

— На кладбище?

— Нет. То есть, да. Я имею в виду… — растерянно бормотал Нацу, качая головой. Он метнул взгляд на девушку, надеясь, что она понимает, что именно он пытается сказать, но на ее лице читалась лишь озадаченность. Прикрыв на мгновение глаза и крепко сжав руль, Драгнил нахмурился и издал тяжелое мычание, собираясь с мыслями. Сделав глубокий вдох, он нашел правильные слова: — Ты в первый раз на похоронах за двадцать восьмое июня?

Глаза девушки распахнулись. Несмотря на усталость, она вдруг почувствовала прилив энергии. Не веря, Люси смотрела на Нацу. Он понимал ее, по-настоящему понимал, как никто другой. Она видела это, слышала в его голосе. Она понимала его, понимала, что это все значит. У нее вырвался легкий смешок. В иной ситуации она вряд ли бы поверила ему, вот только все было так, как есть.

Нацу с облегчением вздохнул: он не ошибся, ему не придется придумывать отговорки. На протяжении сорока дней он ездил на кладбище. Каждый день нормальные люди не изменяли своему вчерашнему — а значит сегодняшнему — поведению и проводили похороны Лейлы Хартфилии. Вечно стоять в стороне Драгнил не мог, поэтому иногда подходил к скорбящим, общался с людьми, число которых никогда не менялось, и все больше узнавал об умершей. Именно так он и узнал, что на похороны не приходила дочь Лейлы, как трусливо она убегала. Однако сегодня он увидел главное отличие в повторяющейся процессии: вместе с мистером Хартфилия приехала молодая блондинка, слишком похожая на Лейлу. Уже тогда он догадался, что означает эта перемена, но не стал делать поспешных выводов. Но вот эта блондинка сидела с ним в машине, и он понимал, что иначе быть не может — это впервые за все дни двадцать восьмого июня.

— Ты ездишь туда каждый день? — с долей удивления спросила Люси. Она меняла каждый свой день, иногда даже не задумываясь о последствиях, но Нацу, по его рассказу, добросовестно посещал каждые похороны, на что Люси осмелилась лишь спустя сорок дней. Переживать подобное каждый день она бы не смогла.

Драгнил не отрывал взгляда от дороги, пребывая в раздумьях и поджимая губы. Люси хотела сказать, что отвечать не обязательно — поездка на кладбище никак не могла быть чем-то радостным, но он ответил:

— Я приезжаю на кладбище уже сорок раз подряд за двадцать восьмое июня. Знаешь, сегодня, ровно год назад, умер мой дядя, который заменил мне отца… И я не могу не приехать к нему в его первую годовщину. Ведь если завтра все же наступит двадцать девятое июня, а я не навещу его, я никогда не смогу простить себя за это, — спокойно проговорил Драгнил, хотя Хартфилия и смогла услышать нотки скорби в его голосе.

Люси восхитилась стойкости Нацу, его умению принять потерю родного человека; он не пропустил ни одного дня, хотя мог делать все, что угодно, зная, что завтра никогда не наступит. Вместо этого Нацу приезжал и отдавал дань уважения важному для него человеку. Теперь Люси чувствовала себя самой плохой дочерью на Земле.

Всю остальную дорогу Люси молчала. Усталость брала свое — веки словно налились свинцом, изнеможение чувствовалось по всему телу. Люси была готова в любой момент погрузиться в бессознательность, но мрачные мысли не прекращали терзать ее голову. Попытки уснуть быстро стали бесполезны. Из-под опущенных ресниц она смотрела в окно, но не видела ничего, что могло бы принести ей успокоение.

Нацу пытался задавать ей вопросы, но девушка, казалось, не слышала его, поэтому, не найдя другого выхода, он взял на себя смелость привести ее к себе домой. Он надеялся, что Люси будет не сильно против — они соулмейты, и он не хотел никак ей навредить. Остановившись возле многоэтажки, Нацу припарковался и повернул ключ зажигания. Посмотрев на блондинку, он увидел, как сгорбились ее плечи. Она обнимала себя так сильно, что костяшки пальцев побелели, глаза же покраснели от подступивших слез. И пусть Нацу не умел понимать девушек, но он все еще помнил, что чувствовал год назад, и знал — Люси нужна поддержка.

— Я понимаю, каково тебе сейчас. Ведь мне тогда тоже было очень больно признать, что Игнил мертв. Я боялся. И только любовь к нему дала мне сил. — Нацу боролся с желанием обнять Люси, проявить поддержку большую, чем простые слова. Однако они по-прежнему оставались всего лишь парой незнакомцев, поэтому он просто положил свою большую и теплую руку на ее холодное дрожащее плечо. — Даже если твой отец не понимает, что с тобой происходит, уверен, он гордится тобой, как и твоя мама… Игнил всегда говорил мне, что, даже если человека больше нет с нами, это не значит, что он оставил нас. И твоя мама тоже. Она всегда будет с тобой, в твоих воспоминаниях и сердце. Пока ты помнишь ее, она жива и не покинет тебя.