Ничто не стоит так дорого

– Больше двух часов, если быть точным. Но Курочкин и сам бы рано или поздно сознался. У него сейчас начинает развиваться синдром Раскольникова: охота ему покаяться перед народом… Но знает, что лучше сейчас явку оформить, чем потом на колени посередь площади бухаться. К тому же Курочкин – человек образованный: наверняка посмотрел, что ему светит, а по сто седьмой – ничего страшного, даже условного срока не будет. В части первой там четко сказано: «Убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, аффекта, вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим аморальным поведением потерпевшего».

– Вот оно как, – спокойно отреагировал Николай Иванович, – а ведь перед нами он потерпевшего Ваньку валял.

Гончаров позвонил капитану Иванову, и тот сразу доложил, что обошли почти весь дом и ничего выяснить не удалось.

– Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что мы установить пытаемся.

– Ничего не надо устанавливать: мы тут общими усилиями уже во всем разобрались: преступник установлен, и он вызвал адвоката.

Закончив разговор, Гончаров обернулся к Копылову, который явно чего-то ждал от него.

– У вас… то есть у тебя какие-то вопросы ко мне, Николай Иванович? – спросил Игорь.

– Только один. Ты сказал, что есть свидетели – старик с внуком из Приладожского. Откуда они взялись?

– Ниоткуда они не взялись – нет их. Это я его, как раньше говорили, на пушку взял. Нет свидетелей и не будет. Но он-то этого не знает. Зато знает, что если будет очная ставка, то уже не сможет оформить явку с повинной, а только чистосердечное, да и то если мы поможем, а это уже другая статья и другой срок. А потому он купился. Не сомневаюсь, что он всю прошлую ночь штудировал комментарии к Уголовному кодексу и постановления пленумов Верховного суда. Не простой человек наш Курочкин, может даже и неплохой, вот только с женой ему не повезло. Мог бы просто развестись, как я сегодня утром сделал, и ничего не было бы.

– Ну, что-то у него наверняка осталось бы. – Полковник юстиции показал на стены и на кожаные диваны.

И все же Гончарову не хотелось уходить, и, судя по всему, его будущий заместитель чувствовал это.

– Но какие-то вопросы по этому делу все-таки остались? – спросил Копылов.

– По этому делу нет. Ты записи посмотришь и увидишь. Да и Курочкин сам готов признаться, понимая, что реального срока не будет. Мне кажется, специалисты подтвердят: он и в самом деле длительное время находился в угнетенном психоэмоциональном состоянии. Жена его оскорбляла, не допускала до тела, сообщила, что у нее есть любовник и она требует развод. Преступление не планировалось, он хотел просто уехать подальше и уйти под воду – в родную для себя стихию. А она запрыгнула в последний момент и всю дорогу пилила его. Тут все ясно как божий день. Подобных случаев много.

Игорь посмотрел на двойной портрет.

– Меня другое мучает: уже в котором деле у меня косвенно проходит Карпоносенко, убийством которого ты занимался пару лет назад. Его уже на свете нет, а след после себя он оставил изрядный: инвестировал в завод, который достался Курочкину, восстановление университета «Промтех» тоже его рук дело, хотя там до него почти все свои средства вложили другие люди, а он лишь добавил. И немало добавил, а потому на сладкие места начали слетаться осы… Еще он вкладывался в гостиничные комплексы…

– В объекты энергетики, – продолжил Копылов, – в торговые комплексы, и везде он требовал долю акций. В российском «Форбсе» точную сумму его капиталов не смогли определить, но считают, что частный инвестор Карпоносенко наверняка входил в двадцатку российского списка «Форбс».

– Это сколько миллиардов? – не понял Гончаров. – Я в этих списках не силен.

– Миллиардов двенадцать-пятнадцать на то время.

– Всего-то! А кому достались его миллиарды?

– Что-то он успел продать, будто чувствовал свою смерть, деньги вывел через кипрские банки на Запад. Осталась недвижимость, оформленная на близких ему людей, еще акции, которые также переданы в управление кому-то. Дочка и сын унаследовали какие-то крохи – миллионов по пятьдесят каждому. Для них это действительно ничто, потому что они наверняка рассчитывали на большее. Но у него к ним не было родственных чувств, с бывшей женой он не общался, а детки не хотели видеться с ним. Требовали с него денежки, а он откупался.

– Насколько я понимаю, заинтересованных в его смерти лиц было великое множество? – предположил подполковник.