Ничто не стоит так дорого

– Там и два хариуса есть, каждый по килограмму, не меньше, – сообщил брат Иван. – А всякую мелочь вроде окуней и плотвы мы, как обычно, отпустили.

Рыбу забрали охранники, которым было велено закоптить весь улов. Гончаров шел рядом с братом писателя, по-прежнему пытаясь вспомнить этого человека. Вошли в дом, снова оказались в огромной гостиной с пустыми диванами и креслами. Местный житель спал, посапывая, положив голову на барную стойку.

– Какая у него замечательная жизнь! – восхитился брат писателя. – Ничто его не волнует, не важно, какие события случаются в мире, что происходит в собственном доме. Выпил, поспал. Открыл глаза, значит, можно еще выпить.

Потомок ушкуйников оторвал голову от стойки и спросил:

– А где я?

– В раю, – ответил писатель.

– А-а, ну тогда налейте еще, – с трудом выдавил из себя местный житель и снова положил голову на стойку.

– Как он с барного стульчика не упал? – удивился Гончаров.

– Русский человек способен и не на такие подвиги, – заметил Пинегин. – Тут один мужик пошел зимой в собственную баню, до которой было шагов двадцать, если не меньше. Сидел там до глубокой ночи, пока ему не приспичило выйти во двор. Вышел, как водится, нагишом, то есть без трусов и носков. Под утро жена решила проверить, как там у мужа дела: мало ли, угорел или шашлыком подавился – был такой случай. Так вот, мужа нет. А баня почти остыла. Во дворе мужа нет, в сенях и в доме тоже. Короче, пошла она по следу… Потом выяснилось, что он почему-то направился в чем мать родила по льду через озеро. Женщина нашла его на другом берегу в двенадцати километрах в чужой бане, где он распивал самогон с незнакомым ему другим мужиком, выясняя при этом, кто у кого в гостях. Мороз в ту ночь был за двадцать градусов. «Костя!» – позвала мужа истосковавшаяся по супругу баба. Обернулись оба мужика, потом стали внимательно разглядывать друг друга, выясняя, кто из них Костя и чья это женщина.

– Удивительная история, – восхитился подполковник, – какой еще народ на такое способен!

– Но мне больше нравится другой местный подвиг, – продолжил писатель, – это когда здешний житель решил отремонтировать колодец. С помощью соседей снял ворот и первый венец, а потом вдруг вспомнили, что нарушили обычай: перед началом ремонта колодца следовало рюмку поднять за успех безнадежного дела. Сели и выпили: сначала за успех, потом за работу, потом за колодец, потом за обычай, затем еще за что-то… Короче, очень скоро решили проверить, кто из троих самый ловкий. На словах выяснить это не удалось, но драться не стали, а договорились провести опыт. Каждый должен был по секундомеру залезть на крышу дома, разбежаться и прыгнуть в подготовленный колодец солдатиком. Или уж как получится. Первым залез хозяин, разбежался и прыгнул. Колодец, я вам скажу, был метрах в пяти от стены дома. На удивление собравшейся толпы соседей хозяин попал в колодец очень точно, и все услышали громкое «плю-юх!». А потом оттуда донесся громкий мат. Мало того что колодец оказался мелкий, там еще лежал полиэтиленовый пакет с восьмью бутылками пива, которые хозяин положил в колодец за год до этого для охлаждения и забыл про них. Вот так, – подытожил Пинегин, – у меня подобных историй на восемь авторских листов, а надо десять, чтобы книжка получилась на триста двадцать страниц. Но мне кажется, что за пару месяцев я наберу недостающее с лихвой. А еще был случай в деревне Никола Рожок, когда один скромный парень пошел свататься и для смелости принял на грудь стакан самогона…

– Хватит! – не выдержал брат писателя. – Давайте ужинать, что ли. А то эти истории могут быть бесконечными. Все мы знаем, на что способны русские мужики, когда выпьют.

– А когда русские мужики трезвые, они могут совершать совсем уж невероятные вещи, но почему-то стесняются этого, – согласился Гончаров.

Расселись в креслах вокруг журнального столика, и брат писателя спросил, не хочет ли кто ужинать. Пинегин ответил, что для ужина уже поздновато, а вот чаю попить можно и в самый раз для этого время, потому что завтра ни покоса, ни уборочной не предвидится.

– С чем только чай будем пить? – поинтересовался гость.

– С черничными пирогами. А чай будет из самовара, со смородиновым листом и с мятой, если никто не возражает.

Никто спорить не стал.

– Я раньше очень любил сладкое, – вспомнил брат Иван, – все десерты мира перепробовал. Особенно любил печенье макарон…

– Я в курсе, – проявил свою осведомленность Гончаров, – это такие французские кокосовые печенья с фруктовой начинкой. Вы, Иван Иванович, с какой предпочитали? Я слышал об одном известном человеке, который любил печенье макарон с малиновым джемом.

Брат писателя напрягся. Посмотрел на Пинегина, потом откинулся на спинку кресла:

– Как вы меня нашли? Кто-то меня сдал? Лиля?