Читаем Нидерланды. Каприз истории полностью

Новые движения радикального антиисламского идеолога Герта Вилдерса и особенно новой популистской лидерши, бывшего министра интеграции и иммиграции от Народной партии за свободу и демократию Риты Фердонк очень привлекательны для той группы (потенциальных) избирателей, которых социологи и демоскопы характеризуют как «аутсайдеров». Это люди, которые вряд ли имеют религиозные или вообще идейные привязанности, на выборах часто меняют партию или не участвуют в них, питают неприязнь к иммигрантам, мало или совсем не участвуют добровольно в политических или общественных делах, но сами предъявляют очень высокие требования к государству и обществу. Их количество оценивается по меньшей мере в 4 миллиона человек — от одной четверти до одной трети населения Нидерландов. Одним словом, через несколько десятилетий это общество превратится из так называемого «общества высокого доверия» в некую общность, которая уже обнаруживает некоторые признаки «общества низкого доверия».


Конечно, разложение четких религиозных и идеологических ориентиров «колонн» имело далекоидущие последствия. В политике появилась возможность для возникновения феномена, уже давно известного другим европейским странам, — национал-популистской партии, которая объединяет вокруг себя многих «аутсайдеров». Массовая атака на элиты, которую удалось организовать Пиму Фортёйну, повторилась в 2005 году, когда была отвергнута европейская конституция. Конечно, здесь сыграла роль и пассивность тогдашнего правительства, а кроме того, недовольство якобы дорогим евро, критика недостатка демократии на общеевропейском уровне и усложненность самой конституции, которую многие восприняли как нечто невразумительное. Подобные массированные атаки будут повторяться в различных формах, пока не будет найден новый баланс. И это является одним из аспектов современного переходного времени. «Колонны» могут более или менее разрушиться, а элиты этих «колонн» и их последователи по-прежнему остаются во власти. Власть эта, хотя и солидно закрепленная, уже не так велика, и легитимность ее вызывает вопросы; все находится в движении.

И в других сферах распадалось то, что очень долго считалось само собой разумеющимся. Например, соотношение между общественным и частным секторами (а здесь было много всего — от кальвинистских школ и католических больниц до социал-демократических объединений по строительству жилья) в значительной степени регулировалось системой «колонн». Сегодня в этой области в Нидерландах, как и в некоторых странах бывшего Восточного блока, царит изрядный хаос со всеми сопутствующими эксцессами. Взаимоотношения между церковью и государством тоже должны быть определены по-новому. Нидерландские политические партии, но также граждане и власти предержащие заняты тем, чтобы определиться в своей позиции по отношению к миру без религиозных истин. Новые ориентиры возникают редко.

В столь запутанной ситуации у многих возникает соблазн вернуться к старым ценностям, будь то идеологическим или религиозным. Прежде всего из-за притока иммигрантов-мусульман понятие «религия» вновь обрело полную силу в политических дискуссиях в Нидерландах и, как совершенно правильно отмечает англо-нидерланский писатель Ян Бурума, Пим Фортёйн и многие из его сторонников сильно гневаются по данному поводу именно потому, что «они только что с трудом освободились от ограничений своей собственной религии». Схожий конфликт пронизывает и дискуссии о свободе слова; в то время как одни яростно защищают свободу выражать даже то, что может быть воспринято кем-то как оскорбление, другие требуют уважения к своим религиозным чувствам.

Таким образом, свободы, обретенные в 60-е и 70-е годы, сталкиваются с нормами и ценностями, которые, по мнению многих нидерландцев, вроде бы наконец остались далеко позади, если не принимать во внимание пространство, оставшееся за консервативным христианством. Речь здесь идет не только о конфликте между западными и мусульманскими ценностями, но также о столкновении светского и религиозного. Повсюду в Европе за последние полвека христианство утратило свое значение. Вследствие этого наша культура глубоко изменилась. По словам ранее упоминавшегося историка Кееса Фенса, «западная культура потеряла свою двухтысячелетнюю перспективу, перспективу, служившую связующим началом». Для такой страны, как Нидерланды, где общество до недавнего времени было пронизано религиозными нормами, ценностями и институтами, такое изменение имело еще более серьезные последствия, чем для других стран. Возможно, в данном отношении Нидерланды снова стали страной-поводырем, хотели они того или нет.


Перейти на страницу:

Все книги серии Национальная история

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное