Ниенна. Благословленная Смертью

— И за то, что он с тобой вчера чуть не сделал, я ему хвост вырву наживую, — скрипнул он зубами. — Я понимаю, как тебе страшно к нему идти. Может, мне его на бой вызвать?

— Ничего мне не страшно. Просто обидно, что так глупо купилась на его якобы искренние переживания и праведную злость…

Ниенна тоже остановилась, переводя дыхание. И спросила.

— За что он тебя так ненавидит? У тебя и впрямь что-то было с этой Лелей? Не подумай, что выведываю секреты о личной жизни, но понять мотивы твари сейчас очень важно. Тогда получится предугадать и действия. Ликантропы очень предсказуемы, особенно те, кто испытывает сильные эмоции.

— Да какие там секреты, — скривился Ингвар. — Я ему просто в морду дал один раз, весной на Масленице. Леля же двоюродная сестрица Радмилы. И я возвращался домой с покатушек поздним вечером и увидел, как ее этот вахлак зажимает у овина. Померещилось с пьяных глаз, что она на другого поглядела с ласкою. Леля скулит, мол, отпусти, да куда там! Тот разгоряченный, глаза бешеные. Мы с Радмилой тогда уже расплевались, но я долго с этой мыслью свыкался, всерьез же ее родню как свою примерял. Ну и влез, куда не просили, взял рыжего за шкварник да пару раз головой в сугроб окунул, пока девчонка убегала.

Ниенна едва не сплюнула от омерзения.

— У него натура такая, с бабами с помощью силы отношения выяснять?

— Вероятно. Леля потом приходила несколько раз, все жаловалась, как он с ней дурно обращался, да смотрела на меня глазами, полными тоски. Не понимаю, зачем терпела?

— Дура потому что. А зачем к тебе ходила, могу объяснить. Надо или сам догадаешься?

— Я не маленький, — зло усмехнулся кузнец. — И быстро сообразил, к чему эти томные и печальные, как у коровы, взгляды. И сразу сказал, что надеяться не на что, я не хочу никаких отношений с их семейством, мне одной Радмилы хватило по горлышко. Девчонка и обиделась. Двух месяцев не прошло, а она снова за рыжим бегать начала. Вот тут-то я и понял, что ничегошеньки о женском разуме не знаю…

— Ты ничего не знаешь о разуме одной-единственной семейки. Бывает такое, одна придурь на всех.

— Может, и так, — пожал плечами Ингвар. — Еще и Радмила тогда вдруг снова активизировалась, покоя не давала. Даже после сестренкиной смерти дня через три прибежала. Ни стыда, ни совести нет. Еще и ляпнула тогда, мол, ничего тебя не берет, ни слезы женские, ни иное что, сердце стылое, как у злого бога Карачуна…

И тут, наконец, в голове у Ниенны будто сложился узор из ледяных осколков, как в сказке про мальчика, заточенного в замке Снежной Королевы. И, увы, сложился он в самое любимое Гердино слово из четырех букв.

— Ингвар, — прошептала она, замирая на месте.

Кузнец взглянул на нее с тревогой.

— Что? Тварь неподалеку?

— Ответь мне на очень важный вопрос. Прошу, прямо хорошенечко подумай. Радмила никогда не брала у тебя кровь? Понимаю, что вряд ли бы ты ей позволил, но вдруг случайно? Поранился, например, а она тебя перебинтовывала?

Ингвар задумался, но лишь на минуту.

— Было как-то, я серп ей точил и случайно порезался. Она платком своим прижала, потом забрала, сказала, что постирает… Там немного-то и было, палец зацепил. Зажило уже через час. А почему ты спрашиваешь?

— А там много-то и не надо, — медленно произнесла Ниенна. В голове мигом зазвенели давешние причитания слова Лешего, что стал бесплотным духом.

«И наступит день, когда чужой отдаст жизнь за родного, и тогда обретет Лихо силу такую, с которой вовек не справиться никому! Ибо проклят чужой сызмальства, и кровь его окаянная, злая, может уничтожать и живое, и неживое…»

Внутри у некромансерки все вмиг похолодело.

— Ингвар, он знает, кто ты.

— Кто знает? — нахмурился кузнец.

— Эльфовский колдун. Руку даю на отсечение, что Радмила этот платок не стала стирать, а ему отнесла, как раз чтобы приворот сделать. И он раскусил твою огненную природу. Не удивлюсь, если и баб заворожил, чтобы сестренке твоей в уши напели, мол, сходи к Лиху, попроси помощи. А еще я Лешего вашего допрашивала, и он рассказал, что чужой отдаст жизнь за родного, и обретет Лихо силу невиданную, и тогда с ним никто не справится. Потому что у чужого опасная кровь, уничтожает и живое, и неживое. Ну, я и подумала, что бредит от испуга. Придумывает метафоры всякие. Оказалось, нет, все очень буквально, до единого слова. Одного понять не могу — с чего он решил, что кровь твоя окаянная и злая, и что ты проклят сызмальства?

— Зато мне как раз понятно. Если логически рассуждать, у Лешего все окаянное, что его владениям урон нанести может. А разве есть что-то для леса более опасное, нежели огонь? И дар у меня по праву рождения, значит, сызмальства. И остроухому зачем я нужен, тоже догадываюсь, легенды читал, — Ингвар невольно стиснул кулаки. — Драконы вымерли, кровь сцеживать для гнусных опытов не с кого, значит, и такие, как я, тоже сойдут. Интересно, скольких огненных он уже успел уничтожить?