— … Или не будет, — задумчиво посмотрел Ингвар ей вслед, а затем взглянул на Ниенну с чуть виноватой улыбкой. — Вот так и обитаю с этими сорванцами, никакой нормальной личной жизни. Раньше хоть в бане можно было запереться, но сейчас никак…
— Почему никак?
— Так после полуночи в баню нельзя. В это время обдериха лютует. Моя то и дело шипит паром, плюется струйками кипятка, пакостница. А раньше и после рассвета шалила, Усладу с Хеленой пугала. Я пригрозил однажды, что баню спалю, если будет озоровать сверх меры. С тех пор держим нейтралитет. Она днем не паскудит, а мы ночью даже носа туда не суем. Прогнал бы давно, да не умею.
Ниенна уже открыла рот, чтобы разразиться гневной тирадой о мелкой нечисти, которую народ сам же побуждает вести себя наглейшим образом, а кузнецы с образованием им зачем-то в этом потакают — но подумала несколько секунд и промолчала.
В чужой монастырь и впрямь со своим уставом не лезут, тут никаких особых приличий не надо придерживаться. Это просто базовые правила вежества, и если ты их не знаешь, чем тогда отличаешься от глупой обезьяны из зверинца?
Поэтому она покрутила ладонями, с хрустом разминая запястья и костяшки пальцев, и встала.
— Ладно, пошли.
— Куда? — удивился Ингвар.
— В баню, конечно. Раз уж она единственное на твоем участке сооружение, где можно запереться от вездесущих детей. В кузницу Хелена при должном желании тоже сунет нос. Ты ведь говорил, дверь и на ее крови отворяется.
— Отворяется, да… Погоди, а обдериха?
— А с обдерихой я сама побеседую, главное, ты под руку не суйся, — ухмыльнулась Ниенна. — Я только за этот год умертвила несколько десятков диких упырей. Неужто не слажу с одной оборзевшей в край домашней нечистью?
*
Слобода потихоньку начала утихать лишь часа через два после полуночи. Гасли окна в избах, ковыляли из трактира у Бажена полупьяные мужики, ведомые под локоток недовольными женами. Герда, стоявшая на пригорке над полыньей, с надеждой взглянула на постоялый двор. Скорее бы туда, вытянуться в постели под теплым боком у Сабура и выплеснуть из тела всю дневную натугу, которая делала мышцы тяжелыми, будто налитыми ядом. А потом, под утро, заснуть расслабленной и счастливой.
Да только детвора все никак не желала униматься, прыгала вокруг и скакала, словно мартышки в заезжем цирке. Только Йохан то и дело позевывал в кулачок.
— Хеленка, братец твой спать желает, — окликнула девочку Герда, надеясь, что догадливая сестренка сама поймет, что пора всем расходиться по домам.
Увы, Хелена намека не поняла.
— А пойдемте к нам чай с ватрушками пить! Там Ингвар с Ниенной еще, а ватрух много, на всех хватит! А я братика уложу как раз…
Делать нечего, пошли. Впереди Баюн с задремавшей у него на плече малышкой Славнишей, следом Хелена с Волотом, еще двое сорванцов, живущих с постоялым двором по соседству… Герда с тоской вздохнула, перехватила Йохана поудобнее и поспешила следом.
Однако дом Хенриков внезапно оказался заперт на увесистый замок. Пока Хелена хлопала ладошками по карманам шерстяного плаща в поисках ключа, Баюн запросился в туалет, но от предложенного горшка с фырканьем отказался — чай, не маленький. Отправился в скромную и неприметную деревянную будочку, пристроенную к избе с левой стороны.
Но едва мальчишка открыл дверцу, как из кромешной темноты на него вдруг взглянули два светящихся красных глаза. С воплем Баюн отскочил назад минимум на три аршина и тоненько, по-дитячьи, заскулил.
Еще миг — и Герда, ссадив Йохана с рук на крыльцо, была уже у нужника. Выхватив кинжал, валькирия отодвинула перепуганного Баюна в сторону, щелкнула пальцами свободной руки, высекая огненный шар.
И ахнула от удивления, а затем сурово сдвинула брови.
— А ты что здесь забыла, рожа шкуродерная? Твоя вотчина — баня, и то после полуночи. Чего шатаешься по непотребным местам, детей пугаешь? Или заклятием изгнания давно под зад не получала?
— Уууууу! — злобно взвыла уродливая клыкастая баба с длинным носом, скрючившаяся на оббитом мхом седалище. — Чтоб вам провалиться, чернокнижницам столичным!
Она сердито щелкнула зубами, заставляя Баюна снова вскрикнуть.
— Того и шатаюсь, что выгнала меня твоя подруженька взашей из родного дома. Совести у некромансеров нет, одним паскудством живут, сраму не имеют, силушкой только похваляются! Расселися там с хозяином молодым, как у себя в избе, на правила вежества наплевав! Ууууу!
И баба сердито потрясла сухонькими кулачками. Ногти на кривых пальцах были обломаны. Приглядевшись внимательнее, Герда увидела, что обдериха вдобавок исцарапана, а на скуле наливается спелой сливой здоровенный синяк.
«Что-то новенькое, — ошарашенно подумала валькирия. — Зачем вдруг Ниенне с Ингваром уходить в баню, когда рядом теплый и просторный дом? Может, задумала чего? Стоп. А пила ли она свои некромансерские пилюли?»
В животе мигом набряк холодный и мокрый ватный ком. А если после тяжелого боя подруга потеряла разум и выпила из кузнеца его витальность? А если убила?!