Ниенна. Благословленная Смертью

Вот в стремительно сгустившихся сумерках завлекающе подмигивает распахнутыми окошками банька у Бажена на заднем дворе. Потрескивающая печка-каменка в углу, горячая вода в тазах, ядреные перечные эликсиры против трупного яда, вышибающие злую слезу из любого нормального человека. Банный дед удрученно качает головой, очищая у окна Гердину рубаху от грязи.

— Леший к весне очнется, войдет в новое тело, — говорит ему Ниенна. — Будет у вас порядок, как ты и хотел…

Банник лишь угукает в ответ, поглощенный работой.

Вот время потихоньку движется к полуночи, а подруги, вымытые и переодетые, сидят за столом в лавке у Бажена. Любопытствующих зевак хозяин выгнал, чтобы дать Ниенне с Гердой нормально поесть и выпить горячего сбитня, но в каждом открытом окошке все равно нет-нет, да и мелькала чья-нибудь заинтересованная рожа.

Вон полусонные и разморенные девицы бредут к дому Ингвара в сопровождении толпы ахающих баб — Герда и здесь не расстается с трофейной головой. На пороге их встречают Услада с Хеленой. Плачут и смеются от радости — все позади, все живы и относительно здоровы. Ингвар с Йоханом до скрипа напарились в баньке, наелись горячих ватрушек с творогом, и теперь старший брат укладывает младшего спать, а тот кочевряжится — и так самые интересные годы провел в полусне.

— Да пусть отстанет от малого, — махнула рукой Герда. — Давайте его мне, присмотрю. Сказок я ух, как много поведать могу!

— Знаю я твои сказки, — подняла брови Ниенна. — Имей в виду, он сейчас будет все в себя впитывать, как губка, и хорошее, и плохое.

— Ты за кого меня принимаешь? — фыркнула валькирия. — Я его чему надо научу. Вот сейчас как пойдем все вместе к проруби голову эльфовскую промывать да обрабатывать, чтобы до самой столицы доехала и не завонялась!..

Как получилось, что за Гердой ушли не только Йохан с Хеленой, но и Баюн с малышкой Славнишей, и остальные мальчики из конюшни, и еще разновозрастная кучка сорванцов, Ниенна не поняла. К этому моменту у нее начали слипаться от усталости глаза. Некромансерка сидела в пустом доме Хенриков у самовара, лениво разглядывала в блестящем боку медного чудовища свое перекошенное лицо и размышляла.

Волкодлак заперт в крепости и, скорее всего, не доживет до утра. Одноглазое Лихо лишилось головы. На дворе полночь, а слобода не спит, даже старшую детвору никто не укладывает. Мужики в лавке у Бажена, заливают пережитое вином, да и бабы наверняка толкутся у кого-то в гостях и обсуждают случившееся.

Идеальное время, чтобы собрать вещи и уехать. Вояки из Смежей как раз сообщили еще днем, после битвы, что путь до Пятиречья расчищен. Всего три часа — и они будут дома. Оставаться здесь — значит, бесконечно повторять рассказ о случившейся битве сначала местным, потом приезжим из соседских деревень. Помогать убитым горем родственникам опознавать своих мертвецов — души-то она переправила в обитель Милосердной Матери, как полагается, а тела так и остались на поляне. Конечно, их требовалось похоронить по-человечески и отпеть. В общем, работы непочатый край, а силенок уже не осталось.

Но Ниенна не хотела даже шевелиться. Как можно просто собраться и уехать, если здесь остается важная часть ее души? Да, вроде бы уже все обсудили, переезд Хенриков в Ахенбург в перспективе неизбежен.

Но вдруг Ингвар опять передумает? Навязывать свою волю взрослому мужчине странно, а после случившегося меж ними еще и стыдно. И теперь ее просто разрывало на части. Нельзя остаться, но и просто уехать — невозможно.

«Что же ты сделал со мной, потомок носителя драконьего пламени?»

Ниенна едва не плакала от тоски, что заранее начала скрести в груди. Горло снова перехватило шипастым комком отчаяния.

Что страшнее, искать и не находить — или найти и вновь потерять?

«Хоть бы подошел, просто подошел и поговорил, — огорченно думала она. — Ни разу за вечер словечка не оборонил».

И тут же сама себя одернула — ему с братом сейчас рядом находиться надобно, не с тобой. Вот уж с кем действительно три года по-настоящему не говорили, не смеялись, не пели песен, не складывали слова в буквы, не читали стихов. Вот с кем надо всласть насидеться вместе, рядом, бок о бок…

На другой край лавки кто-то осторожно присел. Ниенна отвернула сонную тяжелую голову от стола с самоваром.

— Прости меня, — тихо шепнул Ингвар. Он будто посветлел лицом, темные волосы, ничем не прихваченные, падали за плечи мягкими волнами. А еще кузнецу очень шла васильковая рубаха, которую он надел после бани. И у Ниенны снова защекотало в носу и глазах от нежности. Как можно мужику быть таким красивым?..

— За что простить? — отозвалась она, стараясь чтобы голос не выдал бурю чувств внутри.

— За то, что я тебе на помощь сразу не кинулся там, на поляне, — глухо ответил кузнец, опусти в глаза в пол. — Я просто Ваньку как увидел трясущегося, так у меня и разум застило. Что тебе может быть еще хуже после стольких потраченных сил, я тогда даже не подумал, колода дубовая…