Ниенна. Благословленная Смертью

А затем мир треснул на части, и каждая вспухла зелеными грязными комьями. Там, где они касались кожи, плоть слазила с рук и лица кровавыми ошметками, кости осыпались острыми осколками в траву. Было так больно, что казалось, мозг сейчас вытечет наружу через ушные раковины. Но некромансерка лишь стискивала зубы крепче и выла, не давая поганой чернокнижной магии добраться до мальца.

Если разделить смертельное проклятие с кем-то пополам, еще и скинуть его часть на слабенькую, но все же защиту, шанс выжить повышался сразу у обоих участников битвы. Главное, чтобы затем помощь лекарей подоспела вовремя. А сейчас — хватило бы дара и телесной крепости все это вытерпеть…

Когда Ниенна очнулась, то обнаружила себя лежащей на спине и смотрящей вверх, на проблески синевы высоко-высоко, в кронах сосен.

Настоящее живое небо.

Вокруг стоял грохот, ревели чудовища, кричали люди. Кто-то настойчиво окликал ее по имени. А затем в вышине над головой раздался знакомый рык, живо собравший реальность в единое целое.

Подруга. Жива!

— Убью суку! — орала Герда, и по сжимающим клинки рукам искрили молнии. Миг — и с земли взлетела кривая палка, которую валькирия оседлала на манер метлы. — Башку остроухую оттяпаю!

Колдун смотрел на разъяренную девку, выпучив единственный глаз. От страха он побелел вровень со своими волосами. И как только Герда сорвалась с места, он кинулся в бега — прямо по воздуху.

— Ниенна! — прозвучало в ушах, на этот раз отчетливо и совсем близко.

Ингвар стоял неподалеку на коленях, сжимая в руках Йохана. Того била крепкая судорога, пухленькое тельце выгибалось дугой. Малец все пытался набрать в грудь воздуха, но лишь хрипел и трясся, как в припадке.

Ниенна кинулась к мальчишке, подхватила ладонью под затылок, чтобы тот не ударился о мокрую землю. И тогда Йохан закричал не своим голосом — страшно, надрывно. Мутные голубые глаза смотрели на Ниенну в упор.

Некромансерка ахнула от внезапной догадки.

— Ингвар, он меня видит! Он меня осознает! — выдохнула она и закашлялась. Горло пересохло, руки тряслись.

Ингвар ее, кажется, даже не услышал. Кузнец стискивал брата, не давая тому упасть на землю, и сам будто превратился в каменную статую.

Ниенна понимала, что произошло, хоть и весьма смутно. Колдун, пытавшийся убить хоть одного из братьев, не добился своего. Но каким-то образом срикошетившее заклинание повредило ту самую ментальную «скорлупу», в которой малыш, как мог, прятал душу, израненную страшной кончиной родителей. Теперь эта импровизированная кривая защита треснула на части, и горе, которое не каждому взрослому по плечу, хлынуло в сознание Йохана, как вражеский яд — в колодец у приграничной крепости.

И еще она понимала, что такого удара детская психика не выдержит. Малец уйдет в себя окончательно, и его не вернут к нормальной жизни даже королевские целители. Сейчас, на свеженанесенную рану, справилась бы и Азали, и даже, пожалуй, Хелена — при должном усердии. Но их здесь нет. А она — некромансерка, ее дар не способен вылечить!

Однако можно попытаться убрать осколки «скорлупы», вливая часть своей витальности в крохотную душу, питая ее и давая сил для самостоятельного сопротивления житейским бурям и невзгодам. Ведь Жизнь и Смерть — две стороны одной медали. А терять все равно больше нечего.

— Ванечка, — позвала она тихонько, и не услышала себя. В ушах стояли крики, скрип сосен, рев древолюдей. — Ванечка, малыш…

Бесполезно, Йохан даже не отреагировал. Нет, пятилетний ребенок, перепуганный до смерти, не услышит обращенные к нему логичные и правильные слова. Ему слишком больно и страшно для того, чтобы думать.

Но если попробовать обратиться напрямую к той части внутренней силы, что обычно таится в укромных уголках разума, но питает и лечит носителя даже в самые скорбные минуты? Ниенна вдохнула и медленно выдохнула, успокаивая рассудок. Теперь главное, чтобы в самый важный момент не перехватило иссохшее горло. Она наклонилась к залитому слезами детскому личику и аккуратно положила ладонь на взопревший лобик. И заговорила тихо и размеренно, будто вокруг не кипела никакая битва.

— Жили-были себе царь и царица, у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Аленушкой…

И малыш Йохан замер под рукой, глядя на девушку кругленькими глазенками. Напряжение хлынуло из пухлого тельца, как вода из треснутого кувшина.

Ниенна быстро сглотнула слюну, чтобы промочить гортань, и продолжила.

— Вот царь с царицею померли, остались дети одни и пошли странствовать по белу свету. Шли они долго, и пришли к пруду, а около пруда пасется стадо коров. «Я хочу пить!» — сказал Иванушка. «Не пей, братец, а то теленочком станешь!» ответила Аленушка…

А дальше некромансерка прикрыла глаза, и перед сомкнутыми веками сначала завихрился белесый туман, а затем мягко блеснула золотая река, по которой, подобно льду, плавали острые черные осколки. Осторожно подхватила один, и тот истаял у нее меж пальцев.

Странная река даже не дрогнула, только на миг вспыхнула чуть ярче. Или ей показалось?